Тунеядцы Нового Моста
Шрифт:
— Что же еще?
— Очень серьезные и даже страшные вещи, клянусь Господом Богом! Право, вы лучше поступите, обдумав, прежде чем решиться на что-нибудь окончательно. Дело идет о герцоге де Рогане!
— Как! — воскликнули столпившиеся вокруг него протестанты.
В это время тихонько приоткрылась секретная дверь, но никто этого не заметил.
— Как я вам сейчас говорю, господа, — продолжал Бассомпьер, — король, что редко с ним случается, был сегодня в большом ударе. Дав мне поручение, которое вам уже известно, он, не глядя мне прямо в глаза, сказал своим насмешливым тоном с едва заметной улыбкой: «Бестейн 17 , друг мой,
17
Людовик ХШ называл так Бассомпьера в дружеском разговоре наедине. — Примеч. автора.
— И что же? — тревожно спросили все.
— Да что, господа? Я и был в парламенте… приговор объявлен.
— Объявлен!
— Я пришел как раз в ту минуту, когда президент встал прочесть его. Увидав меня, он любезно выждал, пока я сяду, чтобы дать мне возможность хорошенько прослушать.
— В чем же состоит приговор?
— Вы хотите знать?
— Умоляем вас!
— Пожалуй! Слушайте внимательно, господа, это стоит того! — сказал Бассомпьер глухим голосом, в котором слышалось сдержанное волнение.
Все головы повернулись к нему. В наступившей тишине слышно было, как муха пролетит. В полуоткрытую дверь просунулась красивая голова с умным, гордым лицом и пристально глядевшими на лотарингского дворянина большими голубыми глазами.
Бассомпьер помолчал с минуту и произнес разбитым от волнения голосом:
— Герцог Генрих де Роган приговорен к смерти!
— К смерти!
— Да, но так как он скрывается, казнь будет совершена сначала над его изображением.
— О, это ужасно!
— Но еще не все, господа! Голова герцога де Рогана оценена!
— Боже мой! Да у кого же хватит совести продать его?
— Если он не станет остерегаться, господа, так такой человек найдется; сумма назначена круглая. Парламент предлагает предателю от имени короля полтораста тысяч экю.
— О! — вскричали все.
— Итак, милый Генрих, — спокойно продолжал Бассомпьер, вдруг обернувшись к секретной двери, — если хотите верить, скрывайтесь лучше, чем теперь скрываетесь, иначе вас скоро арестуют, друг мой!
— Parbleu, милый мой Бассомпьер, — весело ответил герцог, совсем отворив дверь и подходя к нему, — только вы умеете проникать в тайны…
— Которых от меня не скрывали, не так ли, Генрих? — дружески переспросил он.
— Так не вас же мне бояться!
— Конечно, нет, но других, мой друг. Parbleu!
— И я также, милый Бассомпьер!
— Ну, довольно об этом! Теперь чувства в сторону. Надо бежать, Генрих!
— Бежать! — воскликнул герцог, отступая с негодованием.
— Просите его вы, господа! Втолкуйте ему, что в нем вся надежда протестантов; может быть, вы убедите его, я отказываюсь.
Все обступили герцога, осыпая самыми горячими просьбами.
Герцог слушал, улыбаясь, покачивая головой, но ничего не отвечая.
— Послушайте, это надо кончать! — вдруг нетерпеливо заявил Бассомпьер. — Генрих, или вы, поддаваясь своей гордости некстати, останетесь и будете арестованы, или…
— Франсуа, — перебил герцог — если б кто-нибудь другой, а не вы, мне это говорили!..
— Вы бы убили его, конечно! Но вы меня не убьете, Генрих; с вашего позволения, я продолжаю: вы скроетесь, чтоб отомстить; ведь со смертью де Рогана ваша партия навсегда погибнет. Сохранив же себе жизнь и свободу, вы можете победить. Неужели вы бросите друзей, которые пожертвовали всем для вас и готовы за вас умереть?
Наступило минутное молчание.
Герцог поднял голову; глаза его были полны слез.
— Жестоко вы говорите со мной, Франсуа, — взволнованно произнес он, — но сказали правду; благодарю вас; я не принадлежу себе. Моя смерть погубит мужественных людей, вступивших за святое дело веры. Простите мне минутную слабость, мои благородные друзья! Я согласен бежать.
— О, герцог! — вскричали все, бросившись к нему и целуя ему руки.
— С вами во главе мы победим! — с энтузиазмом произнес граф дю Люк.
— Но как бежать? — с тревогой поинтересовался герцог Делафорс.
— Любезный герцог, — сказал Бассомпьер, — не для одних же рассказов я приехал! Все уже готово для бегства монсеньора. К счастью, я командую швейцарцами; не надо только терять время. Через час уже может быть слишком поздно; о присутствии герцога в Париже и так подозревают; если я открыл его убежище, то могут открыть и другие.
— Говорите, Франсуа, что нужно делать?
— Мой экипаж во дворе; наденьте мундир швейцарского полка, и вот депеша в Корбейль, где стоит несколько батальонов; разумеется, она не имеет никакого значения. Вы поедете за моей коляской верхом; я объезжаю городские караулы. У Сен-Марсельской заставы я дам вам эту депешу, и вы уедете.
— Отлично! — согласился герцог. — Это совершенно безопасно.
— А я? — спросил де Лектур.
— Ты приедешь ко мне после, — ответил герцог и шепнул ему несколько слов.
— Хорошо, — прошептал в ответ де Лектур.
— А как же с костюмом? — полюбопытствовал де Роган.
— Вот, извольте, — подал ему мундир герцог Делафорс, взяв его у принесшего одежду секретаря.
Де Роган прошел за перегородку и стал переодеваться.
— Лошадь готова, — прибавил Делафорс.
— Все идет как по маслу, — засмеялся Бассомпьер. — Вот подосадует-то Люинь! Я заранее наслаждаюсь! Готовы ли вы, Генрих? Пора!
— Готов, Франсуа, — объявил герцог, выходя из-за перегородки.
Его нельзя было узнать.
— Отлично! Едем! Хитер будет тот, кто нас поймает!
— Сейчас, Франсуа, только два слова скажу этим господам.
— Скорее!
— Господа! Отъезд мой не должен мешать вам исполнять принятую на себя обязанность. Позорный приговор, которым хотят меня запятнать, должен служить вам стимулом. Меньше чем через десять дней вы получите от меня известие; может быть, мы опять примемся за прежнее, но, видит Бог, клянусь вам, друзья, что если нас вынудят на войну, мы горячо поведем ее — не с королем, которого любим иуважаем, а с его недостойными фаворитами, которые его обманывают и губят нашу несчастную родину.