Тупапау, или Сказка о злой жене

Лукина Любовь Александровна

Ничего не сказал, вздохнул и, вытащив из дюральки охотничий топорик, направился к зарослям.

Впрочем, Наталью в чем-то можно было понять. В конце концов ведь и сам Толик в первые минуты пребывания на острове с ненужным усердием хлопотал вокруг дюральки, боясь поднять глаза на окружающую действительность. Видно, такова уж защитная реакция человека на невероятное: сосредоточиться на чем-то привычном и хотя бы временно не замечать остального.

Поэтому выволочка была долгой и обстоятельной, с надрывом и со слезой. Валентину влетело за курение в трагический момент,

за друга-слесаря, за нечуткость и черствость и наконец за то, что с Натальей не стряслось бы такого несчастья, выйди она замуж за другого.

Наталью тупо слушали и, не решаясь отойти от лодок, с завистью следили за мелькающим вдалеке Федором Сидоровым. Как очумелый, он бегал по берегу, прищуривался, отшатывался и закрывал ладонью отдельные фрагменты пейзажа. Потом и вовсе исчез.

Наталья вот-вот должна была остановиться, пластинка явно доскрипывала последние обороты, но тут, как нарочно, начала оживать Галка.

– Ну что?
– высоким дрожащим голосом спросила она.
– С кем в бадминтон?

После этих слов с Натальей приключилась истерика, и вдвоем с Левой они наговорили Галке такого, что хватило бы на трех Галок. Но провокаторше только этого было и надо: поогрызавшись с минуту, она перестала дрожать и ожила окончательно.

– Один, понимаешь, на Гогене шизанулся, - шипел и злобствовал Лева, этой - бадминтон!.. А вот, полюбуйтесь, еще один сидит! Ему здесь, видите ли, неплохо! А? Неплохо ему!..

– Это кому здесь неплохо?
– вскинулась Наталья.

Лева сгоряча объяснил, а когда спохватился - над пляжем уже висела пауза.

– Негодяй!
– тихо и страшно произнесла Наталья, уставив на мужа прекрасные заплаканные глаза.
– Так тебе, значит, без меня неплохо? Ты хотел этого, да? Ты этого добивался? Ты... ТЫ ПОДСТРОИЛ ЭТО!

Обвинение было настолько чудовищным, что даже сама Наталья застыла на секунду с приоткрытым ртом, как бы сомневаясь, не слишком ли она того... Потом решила, что не слишком, - и началось!

Погребенный под оползнем гневных и, видимо, искренних слов, Валентин даже не пытался барахтаться. Злодеяние его было очевидно. Он заманил супругу на яхту с подлым умыслом бежать на слесаревой дюральке. Но он просчитался! Он думал, что яхта останется там, на Волге. Не вышло. Негодяй, о негодяй! И он думает, что она, Наталья, согласится похоронить свою молодость на необитаемом острове? Ну нет!..

– Наташенька, - попробовал исправить положение Лева, - мы уже все обсудили. Тут, видишь ли, какое дело... Оказывается, перенос в пространстве...

– Ты что, физик?
– резко повернулась к нему Наталья.

– Я не физик. Он физик...

– Какой он физик!
– Она смерила мужа взглядом.
– До сих пор диссертацию закончить не может! Даю тебе неделю сроку, слышишь, Валентин?

– Ната...

– Неделю!

Неделю сроку - на что? Честно говоря, Наталья об этом как-то не очень задумывалась. Но Валентин понял ее по-своему и ужаснулся.

– А куда это кузен пропал?
– всполошилась Галка, имея в виду своего дальнего родственника Федора Сидорова.

Лева осмотрелся.

–

Возле баньяна торчит, - с досадой бросил он.
– Девиц каких-то привел...

– Опять...
– застонала Галка.
– Что?!

Они уставились друг на друга, потом - на баньян.

Федор оживленно беседовал с двумя очень загорелыми девушками в скромных юбочках из чего-то растительного. Не переставая болтать, обнял обеих за роскошные плечи и повел к лодкам.

Это была минута вытаращенных глаз и разинутых ртов.

Подошел Толик с охапкой свежесрубленных жердей.

– А остров-то, оказывается, обитаемый!
– огорошила его Галка.

Толик спокойно бросил жерди и посмотрел на приближающуюся троицу.

– Нет, - сказал он.
– Это с соседнего острова. Здесь им селиться нельзя.

– Откуда знаешь?
– быстро спросил Лева.
– Это они тебе сами сказали? Ты что, уже общался? А почему нельзя?

– Табу [религиозный запрет (полинезийск.)], - коротко пояснил Толик и добавил: - Вождь у них - ничего, хороший мужик...

– Знакомьтесь, - торжественно провозгласил Федор.
– Моана. Ивоа. Галка, моя кузина. Наталья. Лева...

Девушки, похоже, различались только именами. Одеты они были совершенно одинаково: короткие шуршащие юбочки и ничего больше. Незнакомые белые цветы в распущенных волосах. Смуглые свежие мордашки с живыми темными глазами.

– И часто они здесь бывают?
– с интересом спросил Лева, кажется, приходя в хорошее настроение.

– Да ритуал здесь у них какой-то...

Ответ Толика Леве не понравился. Вспомнился Робинзон Крузо, танцы с дубиной вокруг связанного кандидата на сковородку, черепа на пляже и прочие людоедские штучки. А тут еще Моана (а может, Ивоа), покачивая бедрами, вплотную подошла к Леве и, хихикнув, потрогала указательным пальцем его белый итээровский животик.

Лева попятился и испуганно обвел глазами заросли. Заросли шевелились. От ветра, разумеется. А может быть, и нет. Может быть, они шевелились совсем по другой причине.

– Что за ритуал? Ты их хоть расспросил?

– Я тебе что, переводчик?
– огрызнулся Толик.
– Я по-полинезийски знаю только "табу" да "иа-ора-на".

– Иа-орана! [Иа-орана - форма приветствия (полинезийск.)] обрадованно откликнулась Ивоа (а может, Моана).

Наталья была вне себя. Вы подумайте: все мужчины, включая Федора Сидорова, смотрели не на нее, а на юных туземок! В такой ситуации ей оставалось одно - держаться с достоинством. Наталья сделала надменное лицо и изящным жестом нацепила радужные очки.

Лучше бы она этого не делала.

– Тупапау! [Тупапау - злой дух, привидение (полинезийск.)] взвизгнули девушки и в ужасе кинулись наутек.

– Ну вот...
– обреченно промолвил Лева, глядя им вслед.
– Сейчас приведут кого-нибудь...

Все содрогнулись.

– Валентин...
– начала Наталья.

– Я помню, Ната, помню...
– торопливо сказал несчастный теоретик. Правда, неделя - это, конечно, маловато... но я попробую во всем разобраться и...

5

Прошел месяц.