Тупик либерализма. Как начинаются войны.
Шрифт:
Подход Брюнинга к выплате репараций отражал консервативный характер всех его начинаний по борьбе с кризисом. Он шел по пути, проложенному предыдущим канцлером. К тому времени «количество безработных перевалило за миллион, а выплата пособий в размере 16,6 млрд. марок в год, — по словам Папена, — оказалась совершенно недостаточной для избавления от растущей нищеты»{714}. Тем не менее, Брюнинг предложил воспользоваться чрезвычайным законом и дополнительно снизить пособия по безработице. Против этого восстали социалисты, заявив, что «правительство Брюнинга старается уничтожить основы существования демократического общества»{715}. Брюнинг не смог собрать большинства в парламенте, что привело к политическому кризису и новым выборам в сентябре 1930 г.
Брюнинг сохранил пост канцлера,
93
По словам современников событий, на госпрограмме помощи восточным территориям «Osthilfe» многие сделали состояния.
Однако политика уступок себя не оправдала, к февралю 1931 г. безработица подскочила более чем в два раза по сравнению с предыдущим годом и достигла 4,9 млн. человек. В ответ Брюнинг предложил план, который предусматривал: национализацию за вознаграждение ряда разорившихся поместий для переселения безработных; увеличение ассигнований на пособия по безработице; уменьшение жалования госслужащим; повышение налогов и сокращение государственных расходов{718}. Бюджетный дефицит Брюнинг предложил покрыть за счет займов.
Но летом 1931 г. началось новое обострение кризиса, научался отток капитала из Германии, что всего за несколько недель привело к полному банкротству таких сверхгигантов, как «Данат-банк» и «Дрезднер банк» [94] . «С крахом «Kreditanstalt» в июне 1931 г. Австрия стала первой жертвой всемирного кризиса и была поставлена на грань катастрофы. Она была спасена только в результате политической капитуляции перед условиями, выдвинутыми французским правительством. С Германией ситуация складывалась иначе. В течение всего лета этого года канцлер, министр иностранных дел и президент Рейхсбанка совершали персональные визиты в столицы стран-победительниц с руками, протянутыми за подаянием. Их принимали вежливо, но отпускали назад ни с чем» {719} . В Лондоне Р. Макдональд посоветовал Брюнингу «искать спасения во внутриполитических мерах» {720} .
94
Для предотвращения оттока капитала Центральный банк поднял процентную ставку до 10%. Одновременно Центральный банк пытался накачать экономику деньгами, учитывая векселя, гарантом по которым выступал специальный акцептный банк, созданный крупнейшими банками (который за свои услуги добавлял еще 2%). N. J. Johannsen, A Neglected Point in Connection with Crises, New York: Augustus M. Kelley Publishers, 1971 [1908], pp. 35, 80 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 314–315).
«20 июня Гинденбург обратился к Гуверу с просьбой о помощи, Гувер предложил объявить годовой мораторий по долгам Германии. Против выступило французское правительство. Тем не менее, 13 июля главный банк Германии был вынужден прекратить платежи. Четыре дня спустя Брюнинг был приглашен в Париж. Франция, Великобритания и США предложили Германии заем в 500 млн. долл., под залог некоторых материальных
Представление о коллапсе дают воспоминания М. Браухича: «13 июля 1931 г. экономический кризис со всеми своими опустошительными последствиями ворвался в Германию. Тысячи вкладчиков кинулись спасать свои сбережения. Закрылись двери банков, некоторые из них навсегда. Опустели кино, кафе, театры и увеселительные заведения. Казалось, все остались без денег. Тяжким бременем навалились на людей заботы о хлебе насущном» {722} . Правда, летом количество безработных удалось снизить на миллион [95] , но и оставшиеся 3,9 млн. были для экономики Германии, по словам Г. Тереке, «катастрофой, последствия которой было трудно предвидеть» {723} .
95
Безработица сократилась благодаря масштабным заказам из Советского Союза. С этих пор до 1933 г. СССР стоял на первом месте во внешнеторговом балансе Германии.
В сентябре 1931 г. Федерация германской промышленности ввиду чрезвычайности ситуации предложила передать власть от парламента к авторитарному кабинету{724}. Экономическая ситуация к концу второго года правлений Брюнинга стала катастрофичной: безработица за это время выросла в два раза, промышленное производство снизилось почти на треть. В итоге экономический кризис стал стремительно перерастать в политический. Э. Генри в те годы отмечал: «Катастрофическое сокращение германской производственной базы… не только обрекает треть всего населения на физическое уничтожение. Эта катастрофа отбросила германскую промышленность к уровню прошлого столетия, привела ее на грань окончательного банкротства и подорвала экономическую базу новой, политически победившей системы»{725}.
Отчаянность ситуации характеризует и выступление Брюнинга в ноябре 1931 г., в котором канцлер заявил: «Грядущей зимой нашей важнейшей задачей будет не допустить, чтобы вражда между партиями достигла взрывоопасного предела… Федеральное и земельные союзные правительства и муниципалитеты окажутся в следующем году перед почти непреодолимыми финансовыми проблемами. Налоговые поступления будут основаны на доходах 1931 г., сократившихся вследствие экономического кризиса, и, даже без бремени репараций, мы будем вынуждены в 1932 г. применить во всех отраслях деятельности еще более строгие меры»{726}.
Брюнинг считал, что проблему можно решить только путем национальной мобилизации: «Всемирный кризис ударил по Германии особенно сильно. Он поразил нас в момент морального смятения, явившегося следствием катастроф и разочарований последних нескольких лет. Мы стоим перед лицом очень серьезной ситуации… Основной задачей, как внутренней, так и внешней политики должно стать достижение национальной независимости, в отсутствие которой молодое поколение живет в полной неуверенности относительного своего будущего»{727}. Канцлер потребовал введения чрезвычайного положения. Гинденбург не решился на такой шаг, тем более правительство Брюнинга вызывало всеобщее раздражение:
«Канцлер сознательно обратился к дефляции. Он урезает оклады, пенсии, чем вызывает неудовольствие рабочих, служащих, пенсионеров. Он ввел контроль за ценами, который раздражает крестьян, контроль за банками, который злит финансистов, он ненавистен промышленности, так как потребовал снижения цен на сырье, установленных картелями. Все его ненавидят, — отмечал французский посол Ф. Понсе, — даже социал-демократы не скрывают, что держатся за него, исключительно по причине того, что бояться худшего»{728}.