Турбулентное мышление. Зарядка для интеллекта
Шрифт:
«… Cкептицизм и недоверие, понятная и будничная реакция, для учёных оправданная. Хуже, когда недоверие переходит в свою ненаучную разновидность – нежелание присмотреться повнимательней … Когда Галилей изобрёл телескоп и открыл спутники Юпитера, ему упорно не верил праведный иезуит Шейнер. Несколько смущаясь лёгкой возможности разрешить спор, Галилей предложил ему взглянуть в телескоп. «Даже не хочу смотреть!» – гордо ответил Шейнер. Склонность специалистов любой отрасли знания утверждать, что на сегодня в их области мир окончательно объяснён, – лишь расписка этих специалистов в своей бесплодности» (Губерман, 1969. С. 276).
– Потенциального учёного отличает исходное состояние организма под названием
Пожизненная страсть к познанию у Эйнштейна, по словам того же Игоря Губермана, пробудилась в том числе и под влиянием невероятного удивления при виде как раз стрелки компаса, ведущей себя по-живому. У подлинных учёных любопытство «доходит до крайности, почти до анекдота…
Датчанин Финзен, заметивший ещё в молодости целительную силу солнечных лучей и потративший затем всю жизнь на создание дуговой лампы, имитирующей солнечное излучение. Он экспериментировал на себе самом, наживая язвы от ожогов, бедствуя, подвергаясь насмешкам и нареканиям. Лампу он успел создать незадолго до смерти, а умирая, с жадностью воскликнул: «Если бы я мог присутствовать на своём вскрытии!»…
Июльской ночью 1905 года умирающий терапевт Нотнагель, врач знаменитый и талантливый, ощутив, что ночь уже не пережить, описал классическую картину смертельного приступа сердечных спазмов. До последних минут занимался холодным самонаблюдением Павлов. Он изучал свою болезнь, ставил диагноз по ощущениям. Отёк коры. Он не ошибся в диагнозе.
За два года до смерти снялся с учёта в клинике физиолог Берштейн. Он безошибочно диагностировал себе болезнь, точно определил оставшиеся сроки. И заторопился. Писал статьи, завершил книгу, раздарил идеи ученикам…
Так умирал Мечников. «Вскроете меня, – говорил он ученику, – обратите внимание на кишки, на их стенки». Учёный посмертно проверял идеи о механизмах старения… и т. д.» (Губерман, 1969. С. 146–147).
Выдающийся философ, экономист, один из идеологов Пролеткульта, врач-естествоиспытатель Александр Богданов (Малиновский) погиб в ходе экспериментов на себе. В 1926 году он стал одним из организаторов и первым директором учреждения, ставшего затем Центральным институтом переливания крови в Москве. Два года спустя 12-й опыт по обменному переливанию крови оказался для него роковым (говорят, что из-за разницы в резус-факторах).
В исследовании американского автора Дугласа Хьюстиса указывается: «…После революции Богданов создал грандиозную программу образования пролетариата, которую Ленин закрыл, заметив, что она развивается слишком независимо от линии партии. Ленин
Возвращаясь к интервью С.Э. Шноля:
«У академика Глеба Франка, великого советского биофизика, был замечательный лозунг: «Не гасите пламя!» В науке – редчайший девиз. Когда совсем ещё щенок, юный студент, на семинарах пытается сказать что-то своё, а его подавляют те, кто знает лучше, это трагедия. Я всю жизнь был свободен благодаря своему учителю Сергею Северину, благодаря Франку и благодаря тому, что я читаю лекции. И наша кафедра была свободна: из её стен вышло 23 доктора наук и 23 профессора. Нынешний заведующий кафедрой биофизики, профессор Всеволод Твердислов, тоже был моим учеником. Впрочем, как и все остальные. Нет ни одного, кому бы я не поставил в зачётку отличную оценку. И мне странно, что некоторым из них уже 70 лет.
… Сейчас в России совершенно искажённые приоритеты, – продолжает С.Э. Шноль, – мы постоянно забываем о том, что самым большим капиталом страны за последние триста лет является интеллект . Он в полном небрежении, которое основано на том, что наши самые высокие начальники, те же Путин и Медведев, по образованию своему гуманитарии. И даже юридические гуманитарии, а значит, нацелены на поиск виновных – и всё. Салтыков-Щедрин сказал замечательные слова: «В России в любом деле самое главное – найти и наказать виновного», а ценность интеллекта никого не волнует. Максимум того, что делается, – строится нелепейшее, оскорбительное Сколково. При нищете всей науки в целом делать роскошества в одном месте, всерьёз думать о том, насколько впечатляющими будут двор, дом, дорога, просто непозволительно! Понятно, что роскошными должны быть приборы, а дом и двор – самыми простыми, бетонными.
Присоединяясь к словам выдающегося отечественного учёного, отметим лишь, что при всём роскошестве мёртвых приборов, они остаются инструментами при гораздо более совершенном – живом человеке, чьё интеллектуальное развитие должно быть приоритетной задачей современного общества и государства, начиная с самых ранних детских лет маленького гражданина.
« Талант – это способность к самовыражению, позволяющая оригинально решать известные задачи . Задач этих – несчётно. Они окружают нас, мы сталкиваемся с ними ежеминутно, на каждом шагу. Но не замечаем их. А талант засекает и решает…
Отчего же вокруг себя мы видим так мало талантливых людей? Один на сотню – уже удача. Почему?
Потому что остальные талантливые люди не осознают себя таковыми. Жизнь не разбудила в них таланта. Обстоятельства всё время складывались так, что они могли жить вполсилы, в четверть силы, в одну десятую (или даже сотую!) своей истинной силы.
Так что же вернее всего губит таланты?
Линия наименьшего сопротивления.
…Талант работает с задачами, гений – с проблемами . Следовательно, талант имеет величину, гений же – прорыв в бесконечность», – размышляли Игорь Акимов и Виктор Клименко в бестселлере «О мальчике, который умел летать, или Путь к свободе», памятной многим ещё по журналу «Студенческий меридиан» конца 1980-х.