Турнир Кровавой Башни
Шрифт:
— Это дерьмо собачье только на переплавку, – заявил мне кузнец, уже вернув первоначальный настрой, – Ты мне еще спасибо сказать должен.
— Да пошел ты! – вызверился я на потерю оружия, – Ты мне три сотни драхм сам в карман пересыпешь, иль потрясти тебя как следует?
— Хе-хе, смотри, сейчас тебя удар хватит. Это тебя трясет, раб вчерашний. А нож твой – дерьмо дважды, потому как обули тебя, дурака, а ты и рад. Такой нож в мою молодость даром отдавали, а то и приплачивали, чтобы никому не говорили, кто мастер. Три сотни, хах! Да я тряпки, чтобы
— Не, ну все, старый, ща в бороду огребаешь! – я очнулся секунд через пять, в заломе от Тайлера. Профессиональном заломе. Мне казалось, в игре нельзя чувствовать боль… И я снова чуть не потерял себя от ярости, глядя на ехидную усмешку этого пердуна.
— А ведь я еще второй не смотрел! – с этими словами кузнец взял крис. Вполне ожидаемо, что и этот нож повторил судьбу прошлого. Я взвыл зверем, – Ничего-ничего, сейчас станет полегче. А этот за сколько взял?
— Четыре сотни!
Регг гнусно расхохотался.
— Ну ты и дубина, – утер он слезы, после чего снова начал хихикать, – Вот это да, четыре сотни… У Мародеров брал?
— Ну да, – злобно ответил я.
— Не бери у Мародеров никогда и ничего. Они собачье дерьмо с одного конца кожей обтянут, и назовут это мечом. Хах, четыре сотни! На вот тебе!
Он неожиданно бросил в меня что-то, и я рефлекторно это поймал. Ну как, рефлекторно… Спасибо ИИ. В руках у меня оказался вытянутый нож, с таким же извилистым лезвием, но… совершенно другой. Я зачарованно уставился на лезвие, искусно выточенное из кости. Я попробовал немного согнуть его, в чем не преуспел. В отличие от прошлого клинка, кстати. Точно, оценка:
«Крис из зуба донной акулы. Редкость: редкое. Качество: отличное.»
— Ходят слухи, что Мародеры собирают оружие у дохлых гоблинов, разбавляют их болотный металл их же кольцами из носов, еще с ошметками шкуры, после чего нарочно некачественно его льют, отдавая ковать трэллам-имбецилам, а потом накручивают куда попало кожи с собачьей задницы и продают таким доверчивым идиотам, как ты, – я же начал проверять остроту ножа большим пальцем, – А вы и рады, дебилы! Берете в руки в первый раз что-то, что отличается от привычной палки, и радуетесь, как дети, которые пока не знают, что такое «клизма» и к какому такому врачу их ведет мать, – я ойкнул, глядя на палец. Он мог работать фонариком, настолько сильное кровотечение началось из пальца, – Ну я же говорю, ты не жилец, паря. Кромм, славься его дубина, сильно обосрался, когда взял тебя, малохольного, на службу.
— А че еще покажешь, старый? – я с вызовом уставился на Регга, одновременно окуная палец во флакон, вытащенный из кармана, – Не может же быть, чтобы у тебя на всю твою богадельню был только один такой нож. Хотя о чем я…
— Слушай сюда, троллья отрыжка, – у этого сухаря от моего ответного подкола, не такого и крутого, упала планка, – Ты подбери с пола свои слова и вставь их обратно в свое жерло. Только смотри, не перепутай верх и низ, а то мало ли что. А ножиков нет у меня больше, такую мелочь мне лень ковать. Зато
На наковальню приземлилось еще одно оружие, и это был не нож. Это был очень короткий меч, длиной со стандартный гладиус, с лезвием длиной в мой локоть. Толстое лезвие имело очень сомнительную заточку, зато глубокий дол демонстрировал большую прочность. На самом конце клинок словно бы расплющивался, превращаясь в смертельно острое жало.
— Твои сородичи зовут его панцербрехером. Хрен выговоришь. Этот называется…
— Да я вижу, – отозвался я.
«Щитолом. Редкость: обычное. Качество: отличное.»
— Ну что, паря, попробуешь? Или ты не учился с мечами отрабатывать? Ну да, у вас, рабов, метла да плетью по хребтине…
— И сколько за все? – просто ответил я.
— Три тысячи, – ответил Регг, скалясь в гнуснейшей усмешке.
— Две, – возразил я, – Ты мне еще за безвременно почившее оружие должен.
— Хах, оружие. Да из этих ножей оружие как из меня конный пикинер! Давай так, две восемьсот, и я не спускаю на тебя собак напоследок.
— Две пятьсот, и ты мне еще метальных ножей дашь штук шесть, мне на потренироваться. На твоих окнах, кстати.
— Две шестьсот, и будут тебе твои ножи. Но о собаках я тогда задумаюсь.
— Пойдет, – я открыл свиток, отсчитал на специальной табличке, сколько надо, и уже через мгновение получил увесисто звякнувший кошель. Его тут же получил расплывшийся в довольной улыбке кузнец. Спрятав кошель, кузнец ушел в глубину кузни, и там сразу же начал греметь железом. Спустя пару минут он вернулся, неся тканевый футляр с ремнями, специально чтобы на грудь закрепить. В кармашках на футляре ждали своего часа пять ножичков длиной с ладонь, из темного железа, с грубой металлической рукояткой.
— Вот, держи. Внук мой трехмесячный сковал, тебе как раз будет. Может, после недельных тренировок силенок хватит один поднять.
— Спасибо, старый. Но в бороду я бы тебе дал конечно разок. Или два.
— Ну так приходи еще как-нибудь, и смахнемся с тобой. Я, да будет тебе известно, щегол, не раз выходил на арену в свою бурную молодость…
— Действительно, спасибо тебе, Регг, – просипел совершенно багровый Тайлер, – Мы немного торопимся, дела-дела. Ну мы зайдем еще как-нибудь, да?
— Да забегайте, что уж там. Может, хоть когда найдется кто-то, кто ценит нормальные клинки. А ты, паря, задумайся. Не всю жизнь с ножами бегать, надо бы и за нормальный меч взяться.
— Да-да, старый. Подумаю. И заскочу как-нибудь, может сразу с сеновала, сразу после внучки твоей.
Дед расхохотался:
— Извини за троллью отрыжку. Я ведь ее чуть не оскорбил. Зловонный ветер ты, от трэлла с несварением.
— Давай уже, – задыхаясь, прошипел Тайлер.
И мы ушли.
Уже отойдя шагов на сорок от кузни, мой товарищ позволил себе смачно, заливисто, захлебываясь и чуть не теряя сознания расхохотаться.