Турнир самоубийц
Шрифт:
Джен отшвырнула неприятностиметр, будто нелепая штуковина обожгла ей пальцы.
– Он реагирует на опасность, – сказал Ульрик, подбирая устройство. – Если владельцу что-то или кто-то угрожает, неприятностиметр пищит. Чем сильнее опасность – тем громче писк.
– Неплохо. Но лучше б он предупреждал молча.
– О, вовсе нет, прибор не должен беречь хозяина от опасности, – улыбнулся Ульрик.
– А для чего он тогда нужен?
– Чтобы найти неприятности.
– Ты серьезно? – нахмурилась Джен.
– Еще как. Страховые агенты меня ненавидят.
– Страховые агенты?
– Эти люди платят,
– В Блэткоче они бы не процветали, – задумчиво сказала Джен. – Знаешь, кое-где по нашему городу измеряют уровень благополучия. Чем дальше вы живете от Блэткоча – тем лучше.
– Поверьте, – я знаю, – ответил молодой человек и вновь улыбнулся.
– Так кто же ты? И кем работаешь?
– Я, э-э-э, бухгалтер. Да. Именно.
Неприятностиметр в кармане Ульрика дважды пискнул. Как показалось Джен – иронично. Молодой человек залился краской.
Джен осмотрела помятый фрак, цилиндр и висельную петлю на шее.
– Не похож ты на бухгалтера, – заключила она.
– Да? Чего это вдруг?
– Очень плохо врешь.
– А ты кем работаешь? – спросил Ульрик.
– А я не работаю. Я – королева Виктория. Вот – это на самом деле не гаечный ключ, а скипетр.
Неприятностиметр предупредительно пискнул, но было поздно: Джен успела стукнуть Ульрика ключом в живот.
– Ай! За что?!
– За вранье. Идем, поможешь ящик с инструментами таскать. Бухгалтер.
Джен была электриком и следила за исправностью уличных фонарей. По иронии судьбы она жила на улице Светлая, где не имелось ни одного фонаря. Ирония судьбы была частой гостьей в Блэткоче, равно как и ее спутники: Сарказм фортуны, Насмешка случая и Сказочный крах, – который был сам по себе и приходил, когда вздумается.
Городские власти искренне верили: вместо того чтобы ремонтировать дороги, разбираться с преступностью и приводить в порядок дома, достаточно назвать улицу Приятная или Красивая и дела сразу пойдут на лад. Стоит ли говорить, что лучше вам не оказываться в заведении «Дешево и вкусно», не купаться в пруду Кристально чистый и даже близко не подходить к переулку Гостеприимный?
Засыпая, Джен подумала об Ульрике: «Странный парень. Есть в нем что-то…» В большинстве случаев, когда вы имеете дело со странно одетыми и странно говорящими личностями, это «что-то» именуется «психическим расстройством». Но Джен не считала, будто Ульрик болен по-настоящему и взаправду нуждается в услугах психиатра. К слову, в Блэткоче эта помощь сводилась к следующему: больного связывали и начинали показывать картинки с кляксами до тех пор, пока он не выздоравливал.
Ульрик лишь немного ненормальный. Как и все люди вокруг.
Утром Джен обнаружила расклеенные по городу плакаты:
Разыскивается!
Вознаграждение гарантировано.
На портретах был изображен Ульрик собственной персоной. В помятом фраке и с петлей на шее, он скромно улыбался с каждого столба и забора. Джен сняла плакат и повесила над кроватью в спальне. На память.
…Она поставила плафон на место, и фонарь погас. Тогда Джен легонько стукнула по стеклу гаечным ключом. Свет мигнул и вспыхнул. Ульрик стоял на тротуаре,
Ульрик больше не улыбался, и только дурацкий неприятностиметр время от времени пищал, когда их руки невзначай соприкасались, предупреждая о неизвестной опасности.
Джен налила себе чаю и взялась за номер еженедельной газеты «Время Блэткоча». Напротив, сонно зевая, сосредоточенно ковырял в носу брат – Питер.
Для большинства жителей существование газеты было загадкой. И вовсе не потому, что обитатели Столицы Метеоритов не любили читать. Они попросту не умели этого делать. А тот, кто мог, пренебрегал навыком по причине, как-то связанной с индивидуальной непереносимостью литературных произведений, в которых больше трех строчек текста, и считал вершиной писательского мастерства поздравления с Днем рождения, Котовством, а выше всего ценил умение придумать к картинке удачную подпись.
В городке вроде Блэткоча определенно не должно быть газеты – где типография, где штат сотрудников, откуда взять на все это средства? Потому, вне всяких сомнений, газеты в Столице Метеоритов не имелось и иметься не могло. Если не обращать внимания на тот факт, что каждую пятницу свежий номер «Времени Блэткоча» неизменно появлялся в продаже.
«Я родился и вырос в Готтлибе», – вдруг вспомнила Джен слова Ульрика.
В окрестностях Столицы Метеоритов лучше всего росла ромашка лугоцветная. Именно росла, цвести ромашка отказывалась наотрез и отчаянно тратила все ресурсы на то, чтобы подняться над землей как можно выше, в попытке увеличить хоть на пару сантиметров расстояние, что отделяло ее соцветие от Блэткоча.
Первым делом Джен изучила некрологи. Она очень боялась наткнуться на строчку вроде: «Тело одетого во фрак юноши было обнаружено у …», но обошлось. В колонке «Происшествия» сообщение о без вести пропавшем мужчине с Веселой. Рядом размытая фотография Механического Человека. Требовалась изрядная фантазия, чтобы среди теней и переплетения веток разглядеть сутулую долговязую фигуру с длиннющими руками.
Джен поморщилась, увидев репортаж с ежегодного праздника в честь падения метеорита. Конечно, говорить всем, будто Блэткоч – Столица Метеоритов, не так уж плохо, но вот утверждать, что так было всегда, пожалуй, слишком. Черное пятно грязи на флаге у мэрии люди теперь называли метеоритом, символом города. И клялись, что так было С Незапамятных Времен.
Жителей Блэткоча можно понять: у них наконец-то появился законный повод для гордости. Обычно Блэткоч не баловал горожан такими поводами. Достопримечательностей никаких, Блуждающая Башня разве что. В сравнении с остальными городами, такими как Берсмут, Довач или Глинберри, Блэткоч откровенно проигрывал. Зато теперь, стоит какому-нибудь заносчивому жителю Вильтауна заикнуться о качественной медицинской помощи, высоких зарплатах или стометровой бесполезной груде металлолома, на фоне которой все фотографируются, можно будет гордо воскликнуть: