Турнир
Шрифт:
В день накануне отъезда из филанийской столицы моррон только вернулся с задания. Он устал, он был измотан и мечтал несколько дней кряду поспать, а затем всецело отдаться веселому гулянью. Однако его вполне естественным желаниям не суждено было исполниться. Вместо мягкой постели, бочонка с добрым винцом и бадьи с горячей водою дома его поджидал злодей-некромант, решивший возложить на его крепкие, но давненько не знавшие отдыха плечи новое, еще более ответственное поручение. Так что с мечтами о заслуженном отдыхе пришлось распрощаться до лучшей поры.
Хуже всего, что заставивший моррона пуститься в новую авантюру Мартин, пользуясь полномочиями, которыми его наделил Одиннадцатый Легион, еще и осмелился выдвигать условия. Первое было хоть и неприятным, но вполне терпимым. Путешествие в образе дамы можно было как-то перенести. Второе сводилось к строжайшим запретам. Запрет брать с собой верных, не раз проверенных в деле людей; запрет на путешествие с оружием; запрет на филанийские монеты. К счастью, Гентар все-таки смилостивился
Сведя ритуал погребения забитых голыми руками да босыми пятками противников к минимуму, то есть попросту оттащив их тела за ноги под куст ракитника, дурнушка сочла недостойным тратить время на пустяки вроде прочтения прощальных молитв. Скупо проворчав себе под нос: «Двумя кретинами меньше»,она склонилась над котомкой и принялась бережно извлекать из нее аккуратно сложенную мужскую одежду. Затем, когда с подготовкой походного гардероба было покончено, на траве появился маленький сверток. Толстые пальчики с обкусанными ноготками долго мяли податливый кусок материи, как будто проверяя целостность содержимого, но не решаясь развязать туго перетянувшую ткань тесьму. Затем моррон выругался ( как не трудно догадаться, в адрес своего нерадивого командира) и все же потянул за обмусоленный кончик нити. Внутри небольшого кусочка материи не оказалось ни живой гадюки, ни испускавшего из желез смертельный яд паука, ни иного опасного для здоровья существа иль предмета. Там лежала всего лишь крошечная, прозрачная колбочка, герметично закрытая обычной сургучной печатью.
С неподдельным недоверием и даже со страхом толстушка принялась рассматривать несколько капель темно-синей жидкости, плескавшейся внутри опечатанного сосуда. На первый взгляд необычного цвета раствор не казался опасным, поскольку угрожающе не шкворчал, не пузырился и не бурлил, но при одной лишь мысли, что его необходимо срочно выпить, по спине бесстрашного моррона пробежала дрожь, а на лбу выступили капли холодного пота.
Уже однажды познавший смерть не хотел во второй раз испытать ощущения, весьма похожие на те, что сопровождали его неудачный переход в мир иной. Тогда, примерно лет сто назад, он долго мучился от яда, попавшего в кровь с лезвия отравленного клинка. Сейчас же для того, чтобы вернуть себе прежний облик, ему нужно было выпить жидкость, о побочных эффектах которой не знал никто, даже изготовивший ее Гентар. « Действие иллюзорных чар закончится к вечеру дня, когда мы прибудем на место, – обещал некромант, убеждая моррона в злополучный день отъезда сперва обратиться в женщину, а затем и надеть платье. – Если же нет, то выпей зелья из склянки. Процесс возвращения заметно ускорится. Возможно, придется пережить несколько неприятных мгновений, но это кратковременное неудобство… Поверь, это небольшая плата за то, что ты не совсем человек. Я не знаю, какими именно будут ощущения, не исключаю, что неприятными, ведь зелье было опробовано лишь на людях, но вреда оно тебе точно не причинит… за это ручаюсь».
Затем Мартин Гентар еще долго трещал что-то непонятное про внутренние различия между телами людей, полуэльфов, полугномов и прочими живыми результатами смешения рас. Его увлеченный монолог скорее походил на научный диспут с самим собой, нежели на успокоительную речь лекаря, чуть ли не силой заставлявшего больного выпить опасное, не опробованное на иных пациентах лекарство. Тогда моррон просто устал слушать переусердствовавшего с подробностью разъяснений мага и, надеясь, что возвращение в прежнее тело свершится естественно, то бишь само собой, решился обратиться в толстушку. Сейчас же, когда час расплаты за былую беспечность и доверчивость настал, воин весьма сожалел, что невнимательно слушал щуплого, козлобородого командира.
Благодаря усилиям матушки-природы, удачно совместившей в нем особенности двух рас, моррон был намного сильней и выносливей не только большинства людей, но и почти любого легионера. Распрощавшись с Мартином, Фанорием и Миленой, он направился лесом к Гендвику, в то время как остальные члены небольшого отряда пошли на восток, к Мелингдорму. На место он прибыл гораздо раньше расчетного времени, и поскольку чары еще не рассеялись, а до заката оставалось несколько
Уже, наверное, в двадцатый раз за минувший день отпустив в адрес Гентара парочку крепких словечек, моррон зажмурил глаза, широко открыл рот и, легко сковырнув пальцем печать, отправил в рот жидкое, абсолютно ничем не пахнувшее и даже не горькое на вкус содержимое колбы. Как ни странно, но никаких болезненных ощущений так и не возникло; как сразу, так и спустя пару минут, которые моррон неподвижно просидел с закрытыми глазами. Ни рези, ни колики, ни чесотка, ни зуд не мучили его в одних местах увеличивающееся, а в иных, наоборот, уменьшающееся тело. Когда же метаморфоза плоти завершилась, путник осмелился открыть глаза и первым делом взглянул на свои руки. Они стали прежними: толстыми, мускулистыми, волосатыми – руками настоящего силача с крепкими запястьями и немного коротковатыми, но зато широкими пальцами, способными не только тяжелый топор держать, но, если понадобится, и горло врагу вмиг разорвать. Порадовавшись успешному и совсем даже не болезненному исходу поглощения зелья, моррон все еще с опаской ощупал свое лицо, но и тут приготовленная магом микстура не подвела. Ладони сперва осторожно скользнули по широким, слегка полноватым, покрытым короткой бородкой скулам, а затем так же бережно потрогав большой, приплюснутый нос да густую поросль сросшихся бровей, закончили проверку на широком лбу.
Страхи с опасениями покинули сердце моррона. Когда он встал в полный рост и занялся осмотром остального тела, то уже не сомневался в способностях некроманта. Он выглядел точно так же, как в день, когда отправился в путешествие: невысокого роста, крепкого телосложения, немного тучен и чересчур волосат… естественно, для человека. Хоть самый высокий выходец из подземелий Махакана вряд ли достал бы лбом до его подбородка, но все же гномья кровь основательно потрудилась над, безусловно, приметной внешностью моррона. Не признать в нем полугнома мог лишь либо слепец, либо глупец, наивно веривший заверениям Единой Церкви, лет так пятьдесят назад вдруг принявшейся утверждать, что иных разумных существ, кроме людей, всемогущие Небеса никогда не создавали.
Куда уходят герои минувших войн? Куда пропадают легендарные воители и вершители человеческих судеб, когда наступает мир и в ночном небе уже не видно всполохов далеких пожарищ? Люди – существа забывчивые и неблагодарные по природе своей. Лишь когда их жизни висят на волоске, а родные поля вытаптывает вражеская конница, народ восхваляет храбрых воителей и молится, чтобы в кровопролитных боях удача не оставила защитников отчизны. Но стоит королям подписать мирный договор, а ратным баталиям стихнуть, как герои сражений лишаются лавровых венков и становятся обычными смертными; простыми людьми, о деяниях которых в лучшем случае забывают, а в худшем – начинают их трактовать по-новому: перевирая или оценивая по меркам мирной поры. Во время войны главное – скольких соотечественников герой спас и скольких врагов истребил. Когда же походные трубы стихают, а над головой чопорных судей уже не завис меч чужака, возникают совсем иные критерии, например: скольким соратникам стоило это геройство жизни или сколько деревень отряд разорил и сколько акров посевов загубил, чтобы его командир снискал уважение, почет и славу?
Куда уходят герои войн, развенчанные и опозоренные после победы? Где они живут, как влачат свои дни и чем промышляют? Вы легко ответите на эти вопросы, если не поленитесь и посетите хотя бы одно из лесных поселений, подобных Гендвику.
Моррон завершил трудную ночную прогулку по оврагам да чащам ровно в полночь, о чем его милостиво известил звон колокола, находившегося где-то поблизости, но уж точно не в ближайшей деревеньке, до которой было никак не меньше восьми миль, и то по прямой… лесом. Еле протиснувшись между стволами растущих почти вплотную сосен, легионер неожиданно оказался не на лесной опушке и не на околице небольшой деревеньки, а на пустыре. Вокруг простиралось чисто вырубленное пространство, тщательно перекопанное и разрыхленное, на котором не росло ни травинки. Примерно в двадцати шагах впереди виднелся высокий остроконечный частокол с двумя башнями по углам. На смотровых площадках горели костры, немного освещавшие наблюдателям округу, да еще парочка-другая красных точек пламени факелов двигались над верхней гранью частокола, выдавая в темноте ночи перемещение по стене часовых.