Тутмос
Шрифт:
Дхаути и Себек-хотеп рассчитали правильно — ряды меша, состоявшие на четверть из новобранцев, ринулись вперёд стремительно, ошеломляя врага быстротой и свирепостью этого натиска. Они преодолели ров в считанные минуты и бросились к стенам Кидши, хотя вражеские стрелы и дротики косили их ряды беспощадно. Тутмос видел, что многие из них не умеют прикрывать голову и грудь щитом, позволяют стрелам беспрепятственно поражать их в лицо, и всё же ни один не повернул назад, воины перескакивали через трупы убитых товарищей и бежали дальше, словно обезумевшие животные пустыни. Вот уже кое-кто из них добрался почти до самых стен, должно быть, среди них был и молодой Пепи, мечтающий об увеличении богатства, воины тащили осадные лестницы, лёгкие и прочные. Вот уже двинулись следующие ряды меша, состоящие из более опытных воинов, они двигались не так быстро, но гораздо увереннее, не только уклоняясь от стрел, но и не без успеха посылая вперёд и вверх стрелы из своих
— Вперёд, храбрые руки! Вперёд, многочисленные руки [109] ! Моё величество с вами, с нами благословение великого отца моего Амона!
Ещё одна лестница рухнула наземь, но в рядах лучников Кидши видны были уже значительные просветы. И тогда со стен полетели камни, не менее опасные, чем стрелы. Мелькнули и фигуры темнокожих воинов, вооружённых метательными палками и пращами, — их искусство было знакомо Тутмосу, в его войске тоже были отряды кушитов. Один камень, брошенный со стены, сбил с ног военачальника Хети, просвистевшая вслед за ним стрела ударилась о щит, который держал Неферти.
109
Вперёд, храбрые руки! Вперёд, многочисленные руки! — Храбрые руки, Многочисленные руки — иносказательные названия воинских отрядов, т. н. корпусов Лиона и Ра соответственно.
— Твоё величество, назад!
Крик Дхаути, подбежавшего к колеснице, потонул в шуме осады, но военачальник мог бы и не кричать, фараон и сам понял, что поддался опасному упоению боя. Но разворачивать свою колесницу на виду у врагов? Тутмос соскочил наземь, бросив через плечо изумлённому Неферти: «Разворачивай колесницу!» Прежде чем воин опомнился, Тутмос уже выпустил несколько стрел из своего лука, Дхаути встал рядом с ним, закрывая его щитом.
— Твоё величество, назад! Разве ты не видишь, они притащили чан с кипящей смолой, сейчас в нас полетят горящие стрелы!
— Если боишься, убирайся!
— Твоё величество, ты хочешь попасть в руки врагов?
Тутмос не понял смысла этой глупой фразы — как он может попасть в руки врагов, если все они за стенами Кидши? Но Дхаути знал, что говорит, он видел, что ворота Кидши приоткрылись и выпустили отряд копьеносцев, который стремительно обрушился на осаждающих и, отогнав большую часть меша от стен, приготовился преследовать их. Вероятно, военачальники Кидши, окрылённые неудачными попытками врага взять штурмом крепостные стены, сочли возможным не только обороняться, но и нападать, попытаться превратить оборону в стремительный натиск и неудачную осаду — в поражение. Тутмос уже понимал и сам, что стен не взять, но не думал, что правитель Кидши может решиться на такой дерзкий шаг. На мгновение он растерялся — нет-хетер не были готовы к бою, они стояли за рядами копьеносцев.
— Дхаути, приказываю нет-хетер идти вперёд! Пусть разомкнутся копьеносцы…
— Твоё величество, поздно! С юга движутся колесницы ханаанеев, это союзники Кидши, сейчас кольцо сомкнётся! Нужно отступать!
— Отступать?!
Не только с юга подвигались вражеские войска — совсем близко послышался конский топот, ханаанеи подвигались к подножию горного хребта, вся равнина была уже заполнена ярко горящими на солнце колесницами. Войско Кемет не было готово к бою на открытом месте, внезапная вылазка воинов аму [110] , прекрасно знавших здешние места и умеющих стремительно набрасываться и мгновенно рассыпаться, повергла в смятение даже таких опытных военачальников, как Себек-хотеп и Амон-нахт. Более того, опасности подвергалась сама жизнь фараона, неосторожно
110
…внезапная вылазка воинов аму… — Аму — кочевые семитские племена.
— Твоё величество, если мы не поспешим, ты попадёшь в руки врагов! Скорее назад, если успеем пробраться к ущелью…
Стрела просвистела над головой военачальника, и кто-то за спиной Тутмоса застонал и свалился на землю. Фараон схватился за меч, но сразу понял, что враги ещё не так близко, чтобы вступить с ними в рукопашный бой, но их стрелы и копья становятся всё опаснее. Он снова натянул тетиву лука, не обращая внимания на отчаянные мольбы Дхаути, но колчан был уже пуст. Чья-то рука протянула ему стрелу, он схватил её не глядя, она принесла смерть ещё одному вражескому воину, следующая вонзилась в землю, пригвоздив к ней раззолоченную конскую упряжь.
— Твоё величество, остался только один путь! Ты можешь казнить меня потом, если хочешь, но я осмелюсь…
Просвистевшая в воздухе стрела пробила щит и вонзилась в руку чуть пониже плеча, от удара Тутмос пошатнулся и выпустил лук. Кто-то поднял его лук с земли, перед ним мелькнуло лицо Рамери, неведомым образом оказавшегося в гуще схватки, он держал под уздцы коня, вырвавшегося из упряжки.
— Твоё величество, конь спасёт тебя! Мы можем ещё пробиться к ущелью!
Несколько коней помчались вслед за царским, воины окружили фараона плотным полукольцом, защищая его от вражеских стрел, один из воинов упал мёртвым наземь, два других были ранены. Ущелье было недалеко, но союзники Кидши двигались очень быстро, казалось, что они неизбежно встанут на пути маленького отряда, и тогда легче будет убить фараона, чем допустить его позорный плен. Позади слышались крики воинов Кемет, топот ног — зажатые со всех сторон отряды меша пытались спастись бегством, нет-хетер, вероятно, так и не вступили в битву. Пригнувшись к шее коня, левой рукой зажимая рану, из которой лилась кровь, фараон в окружении небольшого отряда нёсся вперёд, к ущелью. Совсем недалеко он слышал крики ханаанеев и непрекращающийся свист стрел, отчаянная мысль, что он может стать добычей врагов, придала ему силы. Раненая рука, которой он вцепился в длинную спутанную гриву, онемела, он схватил гриву левой рукой, кровь полилась сильнее, закружилась голова. Кони уже взбирались по узкой горной тропе, один из них споткнулся, другой замер на месте, дрожа — дорога шла по краю пропасти, животными овладевал смертельный ужас.
— Твоё величество, ты можешь идти? Я помогу тебе…
Чьи-то руки, кажется, опять сильные руки Рамери, помогли фараону спуститься на землю и повлекли, почти понесли его вперёд по узкой каменистой тропе, ведущей куда-то вверх. И всё же он шёл сам, хотя и с чужой помощью, шёл упорно, как когда-то в пустыне, закусив губы, прокусывая их насквозь. Он слабел от потери крови, но знал, что рана не опасна, что она не опасна даже его руке, которая вскоре сможет держать меч. Несколько человек шли позади, они вполголоса переговаривались между собой, Тутмос разобрал голос Дхаути. Если они рядом — любимый военачальник и преданнейший из телохранителей, — он может чувствовать себя в безопасности, они будут защищать его до последней капли крови, будут защищать даже своими мёртвыми телами. От нагретого солнцем камня исходил томительный жар, и когда они остановились на небольшой площадке в уступе нависшей над пропастью скалы, люди начали лихорадочно искать тени — за тень, как и за воду, многое можно было бы отдать в этом зловещем месте. Над площадкой нависал небольшой камень, на нём укрепили щит, и фараон мог лечь в тени. Камень был так горяч, что Тутмосу показалось, будто он лежит на жаровне, полной углей, но встать уже не мог, силы покидали его. Рамери и Дхаути наклонились над фараоном, военачальник поднёс к его губам тыквенную флягу с водой.
— Ты слышишь меня, твоё величество? Мы ушли от погони…
— Сколько вас здесь?
— Двенадцать человек.
— Мы в безопасности?
— Да, твоё величество. Здесь они нас не найдут.
Рамери тем временем перевязывал рану Тутмоса куском полотна, оторванным от собственной набедренной повязки. Он делал это уверенно и умело — должно быть, научился у Джосеркара-сенеба, помогая ему ухаживать за ранеными. Полотно сразу же пропиталось кровью.
— Кто выдернул стрелу из моей руки?
— Ты сам, твоё величество.
— Не помню…
— Смиренно прошу тебя, божественный фараон, побереги свои силы, не трать их на слова. Можешь казнить меня, дерзкого, но я смиренно прошу тебя об этом.
Тутмос и сам чувствовал, что губы отяжелели, словно превратились в камни. Он провёл по ним языком, губы были совсем сухие и потрескались, хотя только что он выпил несколько больших глотков воды.
— Господин Дхаути, есть ли у тебя ещё вода?
— Совсем немного, Рамери, её нужно беречь.