Тузы и их шестерки
Шрифт:
Самый большой местный начальник поднялся, сказал пару фраз о том, что меня поселили в хорошем номере, и стал потихоньку продвигаться к выходу. Я терпеливо смотрела на то, как он крохотными шажками движется к двери, но вот Федотов остановился и повернулся ко мне.
— Знаете, быть может, вам стоит потратить один день, чтобы придумать какой-нибудь отчет и уехать отсюда?
— Это что, предложение? — вызывающе спросила я.
— Скорее пожелание. Если завтра утром вы покинете мой город, я заплачу вам десять тысяч рублей. Это хорошие деньги.
— Неужели
Он не проявил желания вступать со мной в прения и, уже закрывая дверь, сказал, что деньги на кухне в столе с вилками и ложками.
Я прошла на кухню и проверила, так ли это. Выдвинула ящик и увидела пачку сотенных.
Борис Всеволодович не шутил. Ну что же, можно подвести итог рабочего дня: своими действиями я кому-то очень сильно стала досаждать, и темные силы решили для начала вежливенько попросить меня очистить горизонт. А что будет, если этого не произойдет? И как далеко они готовы зайти? Ведь дочь Лидии Федоровны убили. Неужели они попытаются сделать то же самое и со мной?
Из-за того, что я мало спала прошедшей ночью, усталость навалилась на мои женские плечи и старалась уложить меня в горизонтальное положение. Но я, прежде чем уступить сну, пошла на кухню и вытащила из холодильника приготовленные для меня сыр и масло. К бутылке шампанского я не притрагивалась, решив, что выпью ее тогда, когда закончу дело. А вот банку с икрой я выпотрошила в первый же вечер.
Намазав батон маслом и положив на него кусок сыра, я получила весьма аппетитный бутерброд, который так и хотелось слопать. Вообще с питанием в командировках дело обстоит туго: так не хочется возиться с кастрюлями и готовить, даже когда ты знаешь, что в состоянии сделать это.
Вот и мой бутерброд — ах, какая прелесть! Я открыла рот, мои зубы уже коснулись толстого ломтя сыра, и тут я чуть не поперхнулась. Медленно положила бутерброд на стол, пошла в комнату, взяла дозиметр и вернулась на кухню. Фон от молочных продуктов составил тридцать два микрорентгена в час.
— Ни хрена себе! — выругалась я. — Я уже успела съесть половину из того, что мне оставили в холодильнике. Вот почему количество раковых заболеваний в Верескове увеличилось. Местный молкомбинат выпускает зараженную продукцию. Местные сыры и масло поглощают дети, старики. Это ужасно. Похоже, мне необходимо позвонить.
Я спустилась вниз, на вахту. Справилась о возможности сделать междугородний звонок.
— Вы знаете, этот телефон я вам не дам. Потом мне придется платить из своего кармана, — категорично заявила вахтерша, весившая чуть меньше центнера, сопровождая свои слова резкими жестами.
— Ста рублей хватит?
Толстуха напрягла собственный мозг.
— А куда вы будете звонить?
— Двести.
— Ну мало ли, — все продолжала упрямиться она.
— Не в Америку и не во Владивосток. Триста?
— Ну хорошо, — согласилась она, забирая деньги. — Раз вам лень идти на переговорный пункт…
— Вот именно. И, пожалуйста, выйдите
Она хотела что-то возразить, но затем посмотрела на три сотенные бумажки и решила, что не следует терять так неожиданно свалившийся на нее дополнительный заработок.
Когда я осталась наедине с телефоном, набрала заученный наизусть московский номер и, как только услышала мужской голос, который сообщил, что готов принять информацию, сказала ему всего два слова:
— Молкомбинат. Багира.
Получив подтверждение, что сообщение принято, повесила трубку и вернулась к себе наверх, не забыв по пути поблагодарить вахтершу за оказанную услугу.
— Так быстро? — удивилась она.
— Ага, — бросила я на ходу, поднимаясь к себе.
Меня ждали дневники Лены. Надо ли говорить, что я так и не смогла съесть этот бутерброд и отправила его в мусорное ведро.
«Какая дрянь, она же фонит, а я здесь уже два дня!» — мысль о том, что мой организм постоянно подвергается воздействию радиации, давила на психику.
Мусорное ведро было на кухне, я же находилась в комнате за бетонной стеной. Прибор не улавливал никаких изменений. Тем не менее я прошлась по комнате вдоль и поперек. Ничего.
И, несмотря на то, что цифры на экране не менялись, мне хотелось одеться потеплее и провести ночь в машине, стоящей внизу. Хотя спать-то еще рано, время только шесть вечера. Вздохнув, я принялась изучать записи дочери Лидии Федоровны.
До самой интересной записи в дневнике я добралась через полчаса. Ей было уже больше двух лет:
«19 июля. В нашем городе фирма „Молочный дождь“…
„Ну и название, — подумала я. — Ничего оригинальнее придумать было нельзя“.
— …открывает цех по переработке молочной продукции. Молоко будет поступать на завод с нашей, известной на всю область фермы. Поставлено оборудование. Оно не новое, но на нем вполне, по заявлению руководства, можно производить и масло, и сыр. Моя задача — проверить качество выпускаемой продукции».
После этой записи Лена приводила результаты анализов, которые она сделала. Все данные были за то, чтобы признать продукцию чистой и годной к потреблению. Теперь у меня была дата — девятнадцатое июля. То есть чуть больше двух лет назад завод начал свою работу. И после двух лет работы ремонт. Не рано?
Дальше шли записи, относящиеся к химическому составу воды в речке Северной, и тому подобное. Наконец девятого марта, сразу после женского праздника, последняя строка в дневнике:
«По совету доктора Стеклова я решаю проверить уровень радиации на молкомбинате».
Доктор Стеклов — кто это? Необходимо выяснить, и сделать это не позже чем завтра.
Ночь спала плохо, несмотря на то что постель была мягкая. Я сквозь сон чувствовала, как моя голова мечется по подушке, а время от времени во сне дергается то рука, то нога. Плохой знак, свидетельствующий о накопившейся за несколько месяцев интенсивной работы усталости. Мне надо в отпуск. В отпуск.