Тузы за границей
Шрифт:
Молнии и ГРУ было приказано сотрудничать с КГБ, причем приказано на самом высоком уровне. Это было пусть и незначительное, но все же преимущество, с которым Поляков пришел на эту встречу, – преимущество, которое, как гласит известная поговорка, вилами на воде писано, поскольку он – всего лишь старик, а Молния – советский туз.
– Вам знакомо имя Хантингтон Шелдон?
Молния понял, что его проверяют, и монотонно произнес:
– Он был главой ЦРУ с тысяча девятьсот шестьдесят шестого по тысяча девятьсот семьдесят второй год.
– Да, крайне опасный человек… а в выпуске журнала «Тайм» за прошлую неделю напечатана его фотография, на которой он стоит
– Может, кое-кому следовало бы вынести из этого кое-какой урок.
«Занимайтесь собственными делами и не суйте нос в наши!»
– Меня не было бы здесь, если бы вы не провалились с таким треском!
– А КГБ, конечно, сработал на славу. – Молния даже не пытался скрыть презрение.
– О, у нас тоже случались неудачи. Однако наши операции, в отличие от ваших, получили одобрение. Неужели вы окончили училище, не получив хотя бы минимального представления о принципах коллективного мышления? Все успехи – общие. И неудачи тоже. Эта операция, которую придумали вы с Долговым… вы что, брали уроки у Оливера Норта?
При упоминании имени Долгова Молния вздрогнул: это была государственная тайна и, более того, тайна ГРУ. Поляков между тем продолжал:
– Вы обеспокоены темой нашего разговора? Не бойтесь. Это самое чистое помещение во всем Советском Союзе. – Он улыбнулся. – Мои уборщики подмели его. Все, о чем здесь говорится, останется между нами. А теперь, – переменил он направление разговора, – рассказывайте, что произошло в Берлине.
Похищение Хартманна имело самые чудовищные последствия. Хотя лишь немногие германские и американские газеты правого толка упомянули о том, что в деле, возможно, был замешан Советский Союз. Обнаруженные тела этих придурков из контингента Советской Армии, как бы сильно изуродованы они ни были, позволили ЦРУ определить их местожительство, подпольные клички, банковские счета и круг общения, в считаные дни уничтожив агентурную сеть, которая просуществовала двадцать лет. Два военных атташе, в Вене и Берлине, были высланы, и эти меры обещали стать не последними.
Участие адвоката Пралера в столь недостойной затее подвергало опасности других секретных агентов его уровня – и затрудняло вербовку новых.
И никто не мог знать наверняка, что еще рассказал американский сенатор.
– Знаете, Молния, у моей организации многие годы были свои люди в самом сердце британской разведслужбы… У нас даже один капитан служил связным ЦРУ.
– Филби, Берджесс, Маклин и Блант. И старик Черчилль тоже, если верить западным шпионским романам. С какой целью вы рассказываете мне эту историю?
– Я просто пытаюсь донести до вас масштаб ущерба, который вы нанесли. Эти агенты ослабляли британцев больше двадцати лет. То же самое может случиться и с нами… с обеими нашими службами. Ваше начальство ни за что не признает этого, а если и признает, то уж точно не станет обсуждать данную тему с вами. Но теперь мне приходится расхлебывать всю эту кашу. Так что… если вы хоть что-нибудь обо мне знаете, – а Поляков был абсолютно уверен, что Молния знает о нем ровно столько же, сколько и КГБ, то есть один чрезвычайно важный факт от него сокрыт, – вам должно быть известно, что я человек честный. Через четыре месяца я выхожу в отставку. Новая война между двумя нашими службами ничего мне не даст.
Молния ответил ему холодным взглядом. Что ж, Поляков этого и ожидал. Соперничество между ГРУ и КГБ было лютым. К тому же оба учреждения славились своей злопамятностью.
–
– Задавайте свои вопросы!
Сорок минут спустя Поляков со вздохом опустился в кресло. Если в нем слегка повернуться, можно увидеть происходящее за окном. Штаб ГРУ прозвали Аквариумом – прозвище подходило лучше некуда: пятнадцатиэтажное здание, состоящее из одних окон от потолка до пола!
Большой ошибкой было бы счесть его гостеприимным. Поляков даже пожалел умозрительного случайного гостя. Прежде чем хотя бы приблизиться к святая святых, надо было преодолеть внешнее ограждение, состоящее из трех секретных авиаконструкторских бюро, а также еще более секретного ракетно-конструкторского бюро имени Челомея.
В дальнем конце внутреннего двора у неприступной бетонной стены, которая окружала Аквариум, притулился крематорий. Ходили слухи, будто на последнем собеседовании перед тем, как принять кандидата на службу в ГРУ, ему показывали это приземистое серое здание и специальный фильм.
Фильм был о состоявшейся в 1959 году казни полковника ГРУ Попова, которого обвинили в шпионаже на ЦРУ. Попова привязали к тележке транспортера неразрываемой проволокой и просто-напросто отправили – заживо – в печь. Процесс на время приостановили, чтобы пропустить вперед гроб другого, куда более достойного сотрудника ГРУ. Смысл был предельно ясен: ГРУ можно покинуть только через крематорий.
Что и говорить, Молнии, прошедшему суровую школу такой организации, любые уловки в разговоре нипочем. Все, что почти за час удалось выведать, это лишь незначительные подробности операции – имена, даты, названия мест, события. Сведения, которыми Поляков уже располагал. За всем этим скрывалось нечто иное, какая-то тайна. Как же ему разговорить Молнию?
– Наверное, нелегко быть советским тузом.
Если неожиданное заявление Полякова и удивило Молнию, он ничем не выказал этого.
– Моя сила – просто еще одно оружие в борьбе против империализма.
– Уверен, вашему начальству очень хотелось бы так думать. Боже вас упаси использовать свою силу в личных целях. – Поляков снова сел. На этот раз он налил себе стакан воды. Потом протянул бутылку Молнии, но тот покачал головой. – Должно быть, вам уже приелись такие шутки. Вода и электричество.
– Да, – устало сказал Молния. – Приходится быть осторожным во время дождя. Я не могу принимать ванну. Единственный вид воды, который я люблю, – это снег. Учитывая численность людей, которые знают обо мне, просто поразительно, сколько шуток мне пришлось выслушать.
– Они держат у себя вашу семью, да? Не отвечайте. Я не располагаю такими сведениями. Просто… просто это единственный способ контролировать вас.
К тому времени, когда споры вируса дикой карты достигли Советского Союза, облако уже относительно рассеялось, но этого хватило, чтобы в стране появились джокеры и тузы и была создана секретная государственная комиссия по решению этой проблемы. В типично сталинистском духе тузов отделяли от остального населения и «обучали» в специальных лагерях. Джокеры же попросту исчезали. Во многих отношениях это было куда хуже, чем сталинские репрессии, которые Поляков застал подростком. В тридцать седьмом приходили за инакомыслящими или за теми, кого предали «друзья». Но после того, как разразилась эпидемия дикой карты, звонка или стука в дверь мог ждать каждый.