Твари, в воде живущие (сборник)
Шрифт:
Девушка испугалась так, что сразу стало ясно: тут речь идет не о банальных “левых” путевках на охоту и не о растрате членских взносов… Охотничьи боссы, читалось в глазах девушки, по меньшей мере выписывали рекомендации для приобретение нарезных карабинов с оптикой на имя столетних пенсионеров, а поступали те стволы в арсеналы киллеров мафии. Вполне возможно, этим преступная деятельность местных охотников не ограничивалась, широко охватывая и другие статьи уголовного кодекса.
Лукин понял, что его костюм и дипломат сыграли роль, обратную задуманной. Гораздо больше сейчас пригодились бы сапоги и прожженная у костра ветровка —
Лукин, импровизируя на ходу, изложил почти правдивую легенду: он — столичный писатель и журналист, пишет о реликтовых монстрах и хотел бы поговорить с кем-нибудь из знатоков здешних отдаленных озер о бытующих, по его сведениям, в народе рассказах про разных живущих в воде чудищ. Легенда не сработала — девушка ее, похоже, просто не услышала.
Писательское удостоверение Лукина тоже не произвело ни малейшего впечатления — его напуганная собеседница осталась в убеждении, что рядом в кармане может лежать и другая корочка… Налоговой полиции, например.
Все понятно — лето, межсезонье, разъехались кто куда, бросив дела на ничего не понимающую и боящуюся ответственности девчушку — помощи отсюда ему никакой не дождаться.
Распрощавшись и направившись к выходу, он остановился, привлеченный чучелом гигантской щучьей головы, висевшим над дверью.
Неизвестный таксидермист создал прямо-таки трагическую композицию: широко распахнутая пасть, усеянная огромными зубами, готова ухватить гуся-казарку (тоже, понятно, чучело); казарка навеки застыла в позе взлета — шея, голова, тело и лапы вытянуто в струнку, крылья напряженно раскинуты — и совершенно непонятно, успеет птица спастись или спустя долю секунды станет добычей алчного чудища…
Табличка под композицией сообщала, что чудо-щуку весом сорок шесть килограммов с какими-то граммами изловили четырнадцать лет назад в водах Порос-озера. О снасти табличка деликатно умалчивала — уж не удочка и не спиннинг, понятное дело…
«Вот так оно и было, — подумал Лукин. — Хап — и нету… Сорок шесть кило, почти три пуда. Для щуки не предел, есть исторические свидетельства и куда более крупных экземплярах… Щуки, как и все рыбы, растут всю жизнь… правда, с каждым прожитым годом все медленнее и медленнее… А если какой-то внешний толчок сломает природный регулятор роста? И рыбка будет прибавлять в весе и размере с той же скоростью, что и в первые годы жизни? Тогда, товарищ Лукин, можно спокойно перестать ломать голову, как здесь, на севере, мог оказаться сом-гигант, типичный для южных рек… Неужели все-таки спутник с ядерной начинкой?.. Или редчайшее, один шанс на миллион, проявление теории вероятности?»
Ладно, поймаем — посмотрим…
Говоря девице про легенды о местных озерных чудищах, Лукин не кривил душой.
Такие легенды в его архиве действительно хранились. Таинственные обитатели водных глубин (по одному на каждое озеро) именовались Водяными Хозяевами, в других вариантах — Чертушками.
Чертушка имел облик либо гигантской рыбы, либо человекообразного существа со многими рыбьими
Старые рыбаки, чтящие традиции, старались на новом месте лова всегда бросить в воду какой-либо подарок — задобрить Чертушку. И сети их после этого всегда были полны…
У Лукина такие легенды проходили по пятому разряду — фольклор и откровенные байки, в своих построениях он их в расчет не принимал. Но теперь, в свете последних событий, подумал, что, может быть, зря поспешил отбросить старые сказки…
Теоретически, почему бы одной рыбине не избегнуть всевозможных превратностей жизни и не достигнуть мафусаиловых лет и, соответственно, невиданных размеров? В любой сказке, как известно, лишь доля сказки…
«Хватит копаться в рыбацких байках, — подумал Лукин. — Потому что в тех историях поймать Чертушку никому и никогда не удавалось. И даже любая попытка завершалась печально… А утренний эксперимент показал, что здесь просто животное — пусть огромное, пусть пока непонятное — но, безусловно, смертное и никак не сверхъестественное…»
Теперь предстояло отыскать Пашиного не то друга, не то коллегу… вроде по фамилии Ковалев… где-то лежал тут в бардачке блокнот с телефонами.
Слава К. — так он был обозначен в Пашиной записной книжке — действительно оказался тем самым коллегой Ковалевым, которого он искал; и спустя час после телефонного разговора Лукин сидел на крохотной кухоньке его двухкомнатной квартиры.
Разговор пошел легко, вопреки первоначальным опасениям — Слава оказался в курсе всего, что произошло с Ларисой, Валерой и Пашей — но почти сразу Лукин понял, что не пойдет с Ковалевым ни в горы, ни в разведку. Ни на охоту за ТВАРЬЮ.
Ковалев вполне годился Лукину в сыновья — лет тридцать, или даже чуть меньше — был умен и прагматичен, даже особо и не стараясь свой прагматизм замаскировать.
В озерного монстра он, насколько понял Лукин, абсолютно не верил, не стоило и стараться, приводя теоретические выкладки и практические доказательства — такое , надо понимать, лежало вне его представлений о жизни. Ларису, впрочем, он тоже ни в чем не обвинял, даже намеками не касался просшествия на озере…
Игорю Евгеньевичу был готов помочь всем, чем мог — и совершенно, с какой-то провинциальной непосредственностью, не скрывал, что ждет в свое время ответной помощи — оставаться звездой районного масштаба никак не соответствовало его планам на жизнь, а завоевывать столицу лучше всего, опираясь на связи таких людей, как Лукин.
«Ну что же, Слава К., все понятно… Отчего бы и не помочь тебе в Москве… у меня записная книжка ломится от телефонов людей, до которых самостоятельно ты бы добирался ой как долго. Но за это, дорогой друг, я постараюсь вытянуть из тебя все, что может иметь отношение к моему делу… а знаешь ты, похоже, немало…»
Действительно, в отсутствии Пашки Ковалев оказался бесценным источником информации о районе и, к тому же, хорошим рассказчиком — излагал конкретно и сжато, оставляя только необходимые подробности, а если чего-то не знал, то адресовал к безусловно компетентным в вопросе людям.