Твари, в воде живущие (сборник)
Шрифт:
На секунду захотелось бросить все к чертям, вернуться в Пудож, написать заявление куда следует — и пусть они разбираются, какая такая чертовщина поселилась у них под боком… Но никто и ни в чем разбираться не будет, и так все ясно: старый приятель отца обвиняемой сочинил чистой воды байки в ее защиту… Тем более что много лет зарабатывал на жизнь именно такими сказочками.
Он постоял, глубоко и размеренно дыша, дожидаясь, когда утихнет всплеск адреналина в крови.
Сколько раз он со снисходительностью матерого экспедиционного волка объяснял перепуганным новичкам после таких вот звуков, что
Все так, только вот берега залива абсолютно безлесы, а звук от спускающихся к воде в паре километров отсюда елей, упади вдруг одна из них, ну никак не мог быть таким громким.
«Щука, — подумал он неуверенно, — здоровенная пудовая рыбина… Обычно такие крупные у поверхности за мальком не плещут, охотятся на крупную рыбу и на изрядной глубине… Но эта выбросилась зачем-то из воды и шлепнулась обратно… А звуки в тумане на редкость странно разносятся…»
Он вынес из палатки двустволку двенадцатого калибра и патроны.
Патронташ оказался закрытого типа, из трех подсумков.
Лукин откинул кожаную крышку одного — во всех гильзах виднелись тупые носики жаканов. И во втором, и в третьем подсумках тоже самое — ни дроби, ни даже картечи Паша с собой не захватил, лишь пули. Понятно…
Похоже, старый друг поверил словам дочери абсолютно и замышлял эффектную концовку в стиле Перри Мейсона: процесс, обвинитель топит Ларису за попытки уйти от ответственности с помощью бредовых историй — и тут Паша с Лукиным, кряхтя, втаскивают в зал суда громадную отрубленную башку только что застреленного ящера — всеобщее остолбенение и неизбежный хеппи энд.
Лукин переломил ружье, вложил патроны, закрыл, поставил на предохранитель.
И решил постоянно держать под рукой.
III. Озеро: Тварь
Лукин ненавидел бывать в деревушках, помеченных на карте мелким курсивом в скобках: (нежил.) .
Даже свежесожженные селения (приходилось видеть в Африке и такие) не производили на него столь гнетущего впечатления, как медленно ветшающие дома с заколоченными окнами, покривившиеся заборы, заросшие небывало густой крапивой огороды…
Он медленно шел по главной и единственной улочке деревни и сам не понимал, что он здесь ищет.
Отпечатки огромных лап на высохшей до железобетонной твердости грязи? Или следы укусов гигантских челюстей на потемневших досках и бревнах? Не нашлось ни следов, ни отпечатков…
И на всем протяжении нескольких километров между его стоянкой и деревней не нашлось — он добирался сюда почти три часа, самым внимательным образом исследуя все полого спускающиеся к воде участки берега и подолгу осматривая в бинокль заросли камыша и озерную гладь…
Ничего.
Нашел в одном месте следы ходивших на водопой лосей и каких-то еще мелких зверьков — и все. Если в озере и обитало НЕЧТО, то на берег оно предпочитало не высовываться. И следов пребывания людей он тоже не обнаружил. Похоже, Лариса с Валерой оказались первыми за много лет посетителями
«И понес же черт их именно сюда, — подумал Лукин с неожиданной злостью, — карта вся пестрит такими вот озерами, наверняка есть не менее красивые, так ведь нет…»
Он мысленно перебирал огромное количество фактов, старательно просеивая все, что помнил из своего огромного архива.
Много лет Лукин собирал любые сообщения о загадочных случаях, имевших место на озерах и реках разных широт: наблюдения за непонятными явлениями, сильно смахивающими на неизвестных науке существ; таинственные следы на берегах; загадочные нападения на домашних животных и странные исчезновения людей.
Только в последние годы он перестал пополнять свою коллекцию, перекочевавшую из набитых письмами и вырезками папок в компьютерные файлы, — с тех пор как по страницам желтой прессы запорхали сенсационные утки, авторы коих использовали в качестве неиссякаемых источников сведений исключительно потолок и собственный палец…
Лох-Несское диво и его младших братьев Лукин отмел сразу.
Их немало, многие курортные местечки стараются обзавестись на своих озерах чем-либо похожим. Но все они: и шотландская Морри (младшая сестричка небезызвестной Несси, будто бы живущая в Лох-Мораре, и, похоже, не выдержавшая конкуренции с родственницей в схватке за кошельки туристов); и канадские Ого-Лого и Поуник; и американский Шамп, и скримслы, которыми могло похвастаться почти каждое уважающее себя скандинавское озеро — так вот, все мифические гиганты нравом отличались на редкость кротким. Даже на многочисленных сувенирах, проспектах и календарях они отнюдь не скалили кровожадно зубы, наоборот, имели вид вполне дружелюбный, не способный отпугнуть туристов перспективой гибели на клыках ожившего мифа…
И, конечно, ни одного свидетельства о нападении живых легенд на людей в архиве Лукина не хранилось.
Но имелись в его коллекции и другие случаи — загадочные, кровавые, некоторые так и не разгаданные…
Значительная часть их была связана именно с ящерами. Не с заплутавшими меж времен динозаврами — с вполне реальными крокодилами, аллигаторами, гавиалами.
Твари эти отличаются большой подвижностью как на воде, так и на суше, а также врожденной тягой к путешествиям. И порой обнаруживаются в краях, где их появления никто и никак не ожидает (жители районов, в которых заведомо обитают подобные рептилии, приближаются к воде с куда большей осторожностью).
А еще порой аллигаторы и их собратья оказываются в совершенно не подходящих для них местах не путем естественных миграций, но случайно: сбегают из зоопарков и зверинцев или выбрасываются хозяевами, разочаровавшимися в экзотичных любимцах… И встречи ничего не подозревающих граждан с оголодавшими беглецами завершаются весьма печально.
Но подавляющее число таких историй произошло отнюдь не на севере Европы — за океаном, в Америке и в других теплых краях.
При всем напряжении фантазии Лукин никак не мог представить, как такое могло оказаться здесь: зоопарки и цирки по здешним берегам никогда не путешествовали, и в окрестностях не наблюдалось новорусских вилл, в бассейнах которых мог бы обитать ящер, способный напасть на человека…