Твари, в воде живущие (сборник)
Шрифт:
ЛСД или другие синтетические аналоги — все симптомы налицо, один к одному: яркие и совершенно жизненные галлюцинации наяву, другими людьми, естественно, никак не видимые…
Но зачем?
Избавиться от надоевшего зятя могла и проще — выгнать из квартиры, и все дела, я у нее не прописан, у меня вообще прописка тихвинская… А временная, студенческая, давно закончилась…
Побоялась, что уйдет и Ирина?
Хм-м… Все, конечно, может быть… Уговорить развестись с угодившим в дурдом мужем, наверное, проще… Правда, тогда должна посматривать хоть искоса, интересоваться:
А что будет сегодня при виде этой проклятой ямы? И телефон под рукой, недолго вызвать спецтранспорт — и в Саблино с песнями… Или куда там сейчас буйных возят…
Женщины щебетали о своем на заднем сиденье и не обращали на его молчаливые раздумья никакого внимания — то есть вели себя вполне естественно, не проявляя ни малейшего подозрительного любопытства: теща живописала подробности недельного отдыха на даче у подруги, жена задавала заинтересованные вопросы, параллельно с неприязненным любопытством поглядывая в окно — в Спасовку ехала в первый раз, да и вообще за городом бывала редко.
Судя по мимике, окрестные пейзажи Ирину раздражали — хотя, похоже, ее бесил субботний вояж еще задолго до выезда из дома.
Инициатором поездки выступала Елизавета Васильевна, всерьез заинтересовавшись идеей сплавить молодую чету в деревню. Поэтому, закончив описание отдыха, она, наоборот, начала вслух восхищаться открывающимися видами. Тещу умиляло все: и живописно разваливающиеся избушки; и, напротив, выросшие на задах старых участков новенькие двух-трехэтажные виллы с готическими башенками; и торопливо пересекшая дорогу стайка белых гусей; и невысокие сельские водонапорные башни, в местах побогаче — крашенные серебрянкой, в остальных — буро-ржавые; ветеранам второй мировой они наверняка напоминали немецкие гранаты с длинной ручкой, а психоаналитику-фрейдисту Саульскому… ну, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов…
Голову Леше сверлила странная мысль: наверное, его чувства, когда ногу сдавила тугая петля проволоки, были сродни ощущениям водных обитателей, накрываемых розовой марлей Лешиного сачка. Тогда, в далеком детстве… Интересно, сходят с ума тритоны и жуки-плавунцы? Все может быть… Если есть какая-то нервная деятельность, какие-то поведенческие реакции — отчего бы не быть и их расстройствам… Но вот тещами шныряющая в воде мелочь не отягощена, это точно.
Ладно, мрачно подумал Леша, дорогую тещу недолго проверить, есть у меня одна идея…
Женщины выгрузились из машины и медленно двинулись по участку, продолжая гнуть начатую еще в дороге линию: теще все нравилось, а ее дочь воротила от всего нос, один раз даже довольно ехидно намекнув, что они с мужем, так уж и быть, готовы уступить столь приглянувшуюся дорогой маме недвижимость — в обмен на городскую жилплощадь, разумеется…
Леша благоразумно не вступал в дискуссию, отперев дом, держался поодаль и, нервно переступая с ноги на ногу, выжидал: пойдут к водоему или нет?
Не пошли — постояли
Исчезновение это его поначалу никак не расстроило — насос, как и Лешин мохнатый приятель-Бобик, вполне мог быть плодом заботливо подсыпанных тещей в сахарницу галлюциногенов (точно! именно в сахарницу — гости к ним не ходят, а Ирка в своей борьбе за здоровый образ жизни к “белому яду” не прикасается).
Потом, однако, он кое-что вспомнил. Вернулся к “четверке”, пошарил в бардачке. Достал сложенный вчетверо лист тонкой желтоватой бумаги — товарно-транспортную накладную на “лягушку”. На вид — совершенно реальная бумага, шуршит в руках, на галлюцинацию никак не похожа, печать вот круглая: ЗАО “ЛенспецСМУ— 25”, в углу три масляно-грязных отпечатка пальцев, оставленных перевозившим агрегат шофером…
Спрашивать жену или тем более тещу, видят ли они сей документ, не хотелось — первый шаг к психушке, понятное дело.
Леша оторвал краешек накладной, свернул трубочкой, чиркнул зажигалкой… Поколебавшись немного, сунул в желтый огонек палец — заорал, уронил мини-факел, затоптал торопливо, долго дул на вполне материальный и жутко ноющий волдырь. Разозлился сам на себя: совсем ты, мужик дошел! Да сперли твой насос, обычное дело. Увидели, что плохо лежит, — и укатили ночью, в хозяйстве вещь полезная…
Злость на себя, на жену, на тещу, на проклятого прудового жителя нарастала и он торопливо пошагал к крыльцу, пока не прошел боевой запал этой злости…
— Алексей, вы не видели мою сумку? Она лежала здесь, на крыльце… — теща вышла из дома с очень недовольным выражением лица, похоже, так и не договорившись ни о чем с дочерью.
— Я… ее… — промямлил Леша, вытирая холодную испарину со лба, — я ее туда… к пруду снес…
— Зачем? — теща удивилась совершенно искренне.
Понятно… Все правильно, почем ей знать, где и откуда полезут вызванные ее отравой призраки — из пруда или из городской канализации…
— Я… ну, думал… может, перекусим… ну, на свежем воздухе…
— Зря вы так думали , — ледяным тоном отрезала Елизавета Васильевна, обладавшая незаурядным даром без единого грубого слова дать Леше почувствовать, какой он кретин, дебил и полный дегенерат… И уверенной, быстрой походкой пошла за сумкой, не снисходя до просьбы принести обратно.
Леша злорадно смотрел на ее летний брючный костюм и шляпу с неимоверно широкими полями. По случаю выезда в безлюдное загородное местечко теща позволила себе некую экстравагантность в наряде — и сказать, что цвета ее одежды были кричащими — ничего не сказать. Они не просто кричали — они истошно вопили, пронзительно свистели, подпрыгивали на месте и размахивали конечностями. А воздействием на сетчатку глаза немногим уступали светошумовой гранате “Заря”.