Твердая земля
Шрифт:
— Идите с мулами на плантацию. Заберите табак и расплатитесь, а потом возвращайтесь в порт, — приказала я остальным. Вообще-то, поскольку стоял конец августа, речь шла о табачной крошке, которую мы потом подмешаем в хороший табак и продадим Мушерону.
Лукас помедлил несколько мгновений, поглядывая на кошель, развернулся и молча ушел вместе с Родриго, Томе, Матео и Хаюэйбо. Я осталась наедине с отцом. После разговора с Мельхором де Осуной он словно лишился рассудка и превратился в новорожденного младенца.
— Что произошло в гасиенде Мельхора? — спросила я, медленно подойдя к нему, в тайном страхе, который никогда
— Мельхор де Осуна! — заорал отец в ярости. К счастью, мы были одни среди зарослей тростника. — Вор, мерзавец, сукин сын! Знаешь, что он мне сказал, Мартин?
— Нет, отец. И что он сказал?
— Что каждый день молится о моей смерти, что он и так уже прождал слишком много времени и что когда предлагал мне подписать контракт на аренду, то не ожидал, что я проживу так долго.
Если и для меня слова Мельхора были как кинжал в сердце, то что же они значили для отца, который услышал их из уст человека, лишь жалеющего его оскорбить, потому что во время этого столь долгого, по его словам, ожидания Мельхор получил кучу денег. Я поклялась, что Осуна заплатит за оскорбления, сколько бы времени мне ни понадобилось, я не остановлюсь, пока не отомщу.
— Он не хочет возвращать мне имущество, — продолжил объяснения отец, хотя настолько был охвачен негодованием и яростью, что заикался. — Он сказал, что не желает четырехсот дублонов, что он зарабатывает больше губернатора и даже за миллион мараведи не расстанется с «Чаконой», лавкой и домом в Санта-Марте. Сказал, что хорошая мебель или недвижимость его привлекают больше, чем металл, потому как монет он уже имеет в избытке, а дома, корабли и лавки — это богатство, которое с течением лет лишь прибавляет в цене.
— Успокойтесь, ваша милость, — взмолилась я, потянув его за собой, потому что он вдруг остановился, — и не волнуйтесь ни из-за Мельхора де Осуны, ни из-за кого другого. Мы продолжим всё как раньше. Будем платить каждые четыре месяца и поглядим, чем закончится эта история.
— Но, Мартин, разве ты не видишь, сынок? Я умру, не вернув в собственность ни корабль, ни дом. И что скажет Мария?
Материнское имя, казалось, вернуло ему здравомыслие. Он поднес руку ко лбу, словно был ранен в голову, а когда опустил ее, лицо и дух успокоились. Он оглядел тростник по обеим сторонам дороги и повернулся ко мне.
— А где остальные? А табак?
— Вы не помните, отец? — от жалости к нему у меня кольнуло в груди. — Ваша милость сказали, что вам нужно пойти в таверну и выпить и велели...
— Выпить, в такой-то час? — удивился он. — Но ведь мы должны забрать табак!
— Ваша милость отдали деньги Лукасу, чтобы он купил табак от своего имени.
— Да чтоб мне провалиться! Я отдал деньги Лукасу?
— Да, отец. И раз вы не желаете пить, то я провожу вас в порт, и там найму шлюпку, чтобы вернуться на корабль, а вы обещайте, что ляжете спать и отдохнете до обеда. Я найду остальных, и мы вернемся с табаком.
— Боюсь, они подумают... — посетовал он, но не стал отклонять моего предложения отдохнуть у себя в каюте, хотя я этого и опасалась.
— Ничего такого они не подумают, — ответила я. — Они знают, что ваша милость — не какой-нибудь там мальчишка.
Я поступила именно так, как и сказала: отвела его в порт, наняла шлюпку, заплатила лодочнику и подождала, пока шлюпка скроется среди многочисленных кораблей в гавани. После чего я бросилась бегом
— Братец Родриго, мне нужна твоя помощь, — вполголоса обратилась я к своему товарищу. — Можешь навестить вместе со мной кой-кого в Картахене?
— Естественно, братец.
Я коротко поведала ему, что случилось в доме Мельхора, и объяснила, чего хочу. Он выглядел вполне довольным и готовым на всё.
Когда мы с мулами прибыли в порт, мы с Родриго покинули остальных и направились на рынок, где торговали старые друзья отца — купец Хуан де Куба и лавочник Кристобаль Агилера. Мы переговорили кое с кем, посетили несколько таверн и пару игорных домов и еще до захода солнца узнали, что братья Курво занимаются теми же делами, что и Мельхор: как болтают злые языки, когда флот прибывает в порт Картахены, рабы братьев Курво разгружают их корабли со всей возможной спешкой, чтобы королевские чиновники, имея в эти дни слишком много дел, не могли проверить записи, оценить товары и собрать приличествующие налоги.
Поскольку, согласно королевскому указу, торговцы не обязаны показывать содержимое тюков, ящиков, сундуков, бутылок и бочек, задекларированных в Севилье перед отплытием, то никто не знал, что на самом деле выгружают Курво, знали лишь, что рабы очень торопятся, чтобы доставить все эти товары на большие склады за пределами Картахены. Поговаривали, хотя и шепотом и с оглядкой, что хотя Фернандо, севильский брат Курво, и заявлял, будто отправляет всякую мелочевку вроде фитилей для свечей, холстины или пакли, на самом деле на этих кораблях везли парчу, шелк и атлас из Дамаска.
Все также были уверены, что у Курво всегда имелись в достатке любые товары, и что в тот год, когда не флот приплывал или не привозил необходимого, они, в отличие от всех остальных крупных торговцев, старались продать свои товары подороже, чаще всего торговцам из Перу, поскольку у тех имелось серебро из Серро-Рико, что в Потоси, и они единственные обладали достаточной наличностью, чтобы заплатить такую цену.
Все это не могли обсуждать открыто, но нам с Родриго хватило и знания того, что Мельхор де Осуна лишь подражает своим могущественным и жуликоватым братьям, явно не являющимися примером честных торговцев. Я должна была освободить отца от этих людей. Все четыре года, что я провела рядом с ним, я видела, как его пожирает это несчастье. Он был человеком преклонных лет, но Курво и Осуна превратили его в настоящего старика. Его здравый рассудок пошатнулся, и я не могла терпеть, чтобы его последние дни были наполнены сознанием вины и неудачи.
— Я должен что-то предпринять, Родриго, — сказала я своему другу по дороге обратно в порт. — И поскорее, иначе отец не доживет до следующего года.
— Осторожней, Мартин! Что ты задумал?
— Ты ведь так много знаешь о трюках и обмане в картах, мог бы мне посоветовать.
— Хотел бы я! Но гораздо легче надуть азартного игрока, чем Курво, это уж точно. Они опасные люди.
— Опасные или нет, но им придется иметь со мной дело.
Родриго вздохнул.
— Ты не понимаешь, что говоришь! Не только у твоего отца затуманился разум.