Твое смеющееся сердце
Шрифт:
Я взялась за ручку двери и заметила, что она посыпана черным порошком, при помощи которого снимают отпечатки пальцев. Таким же порошком были посыпаны и руль, и почти вся внутренность салона.
— Только этого мне не хватало! — пробурчала я, ни к кому не обращаясь. — Чего уж мелочиться, сразу бы налепили на ветровое стекло оранжевую люминесцентную наклейку да еще объявили бы всему свету, что меня подозревают в убийстве.
На стоянке перед «Золотым скакуном» было почти пусто, стояло лишь несколько машин посетителей, которые не смогли или не захотели уехать домой сами. Асфальт блестел от
Я села за руль, вставила ключ в замок зажигания и включила печку, но обычно машина начинала прогреваться, да и то еле-еле, только когда я уже подъезжала к дому. Я езжу на стареньком «фольксвагене», эта машина для меня — своего рода личный символ. До замужества у меня был белый «жук» — предмет моей гордости и радости, я купила его на собственные деньги, потратив на него все, что накопила с самого детства. Как-то ночью пьяный в стельку Вернелл разбил его. Это было незадолго до нашей свадьбы — еще одно предзнаменование, на которое тогда я не обратила внимания.
Я выехала на Хай-Пойнт-роуд, по обеим сторонам теснились многочисленные кафе и ресторанчики, но по мере приближения к центру города их становилось все меньше. Только минут через пять, когда я проделала весь путь по Менденхолл-стрит до своего квартала и обнаружила перед своим домом все тот же полицейский фургон, до меня дошло, что я не могу вернуться домой.
Чуть дальше по улице, поблизости от полицейского, стоял другой фургон — восьмого телеканала новостей. Похоже, не они одни кружили вокруг моего дома, как канюки в поисках добычи. Нетрудно было представить, что скоро вокруг дома начнут собираться соседи, телефон будет трезвонить не переставая, а там, глядишь, семейство Спайви надумает предпринять собственное расследование смерти Джимми. Мне понадобится какое-то убежище, нужно найти место, где никому не придет в голову меня разыскивать.
Я пригнулась над рулем и проехала мимо своего дома, не сбавляя скорости.
Не знаю, сколько времени я ездила кругами вокруг территории Университета Северной Каролины, колесила по Спринг-Гарден-стрит и Тейт-стрит. Перед баром «У Джо» я сбавила скорость и уже собиралась затормозить, но потом поняла, что в такой час закрыто даже у них. Я мысленно перебирала всех своих друзей и подруг — на это не ушло много времени: после развода я мало где бывала, не пыталась завести новые знакомства — и отбрасывала их одного за другим. В последнее время самой близкой моей подругой стала Бонни, партнерша по салону красоты, но у разведенной женщины с шестью детьми и без меня забот хватало. О том, чтобы потратиться на отель, не могло быть и речи, если, конечно, я не собиралась снова встать к парикмахерскому креслу и целыми днями лично обслуживать клиенток.
В конце концов я почему-то решила, что стоит поехать к Джеку-Гармонике. Не знаю точно, как я додумалась до этого. Может, просто потому, что оказалась на улице, где он живет, а на эту улицу я свернула, вероятно, из-за того, что репетиции группы обычно проходили в его огромной полупустой квартире. Или я инстинктивно чувствовала, что из всех моих знакомых от Джека меньше всего можно ожидать, что он станет ко мне приставать, а если все-таки
Дом Джека стоял в переходном районе: с одной стороны, это было самое сердце старого города, с другой — от фешенебельного квартала заново отстроенных домов его отделяла только железнодорожная колея. На самом деле Джек жил в помещении бывшего склада, который собственноручно переделал под жилье, и перестройка еще не закончилась. У Джека пока не было дверного звонка и даже парадной двери, ее заменяли гаражные ворота, поднимающиеся на шкивах. Когда мы приезжали репетировать, то просто барабанили в эту обшарпанную железяку.
Вот и сейчас я тоже постучалась в железные ворота. В эту раннюю пору на улице было тихо, и стук по железу наводил на мысль о дворовой собаке, которая гоняется между мусорными баками за бродячим котом. Стучать пришлось довольно долго, Джек наверняка успел проспать всего несколько часов, и разбудить его было непросто. Наконец из глубины дома донесся какой-то дребезжащий звук, послышалось ворчание, потом заскрипели блоки, и дверь поползла вверх. Послышались невнятные ругательства.
— Какого дьявола…
Дверь поднялась пока только до половины. Я наклонилась и заглянула под нее.
— Джек, это я, Мэгги. Прости, что разбудила тебя в такую рань, но я… — Я вовсе не собиралась плакать, но глаза почему-то защипало от слез. Я выпрямилась и стала вытирать глаза рукавом, пытаясь снова взять себя в руки. — Извини, я не собиралась так врываться, но я не спала всю ночь и…
Джек поднял дверь, закрепил цепь на крюк, приделанный к стене, одной рукой взял меня за плечи и втянул внутрь.
— Все нормально, Мэгги, входи.
Все еще обнимая меня за плечи, свободной рукой он отпустил цепь. Дверь почти бесшумно опустилась на место. По дощатому полу мы прошли к старому, ветхому, но еще довольно мягкому дивану, стоящему у пузатой печки — единственного обогревательного прибора во всем помещении. Джек мягко усадил меня на подушки.
— Отдыхай, а я пойду приготовлю кофе.
Джек не спеша прошел на импровизированную кухню — на самом деле просто закуток, в котором стояли плита, кухонный стол и микроволновая печь. Хотя я подняла его с постели, он выглядел не хуже и не лучше, чем когда выступал в клубе. Его жесткие светлые волосы вечно торчали во все стороны, приветливая улыбка, казалось, никогда не сходила с губ, улыбался он и сейчас. Джек явно родился не в свое время: он был хиппи, но принадлежал к поколению, которое их больше не признавало.
Он был босой, без рубашки, в мятых широких джинсах. Глядя на его голую, без признаков растительности грудь, я впервые заметила, что он слишком худой. Джек уже давно ушел из родительского дома, чтобы отощать, но недостаточно долго жил самостоятельно, чтобы научиться должным образом заботиться о себе. Ему было, наверное, лет двадцать шесть — двадцать семь, а выглядел он еще моложе.
Впрочем, готовить кофе Джек умел, он у него получался как раз такой, какой я люблю, — черный и крепкий. Мама всегда говорила, что слабый кофе пьют слабохарактерные люди, и, вероятно, была права. Джека, как мне кажется, слабохарактерным не назовешь.