Твои, Отечество, сыны
Шрифт:
В ходе неравного поединка с вражеской авиацией наша зенитная батарея сбила четырех стервятников. В бою пали смертью храбрых лейтенант Фридман, ефрейтор Сырцов и бойцы Дойнер, Матвеев, Титченко и Поздышев.
Мы поклялись отомстить за смерть товарищей и клятву сдержали: под городом О. в ноябре сбили еще два немецких самолета.
Мы дали слово: ни один вражеский самолет, поднявшийся в нашей зоне, не уйдет, будет сбит.
Народ и партия высоко оценили наши боевые дела. Двенадцать бойцов, командиров и политработников части
Эти письма в свободные от боя минуты политработники читали бойцам и командирам на коротких собраниях и митингах. Они воодушевляли нас на подвиги в борьбе с фашизмом, напоминали каждому, что против гитлеровской Германии поднялся весь советский народ.
День за днем проходили в напряженных боях. Зима выдалась холодная, в январе ударили сильные морозы. По по-прежнему днем и ночью, в пургу и мороз отважные воины крепко держали оборону.
В первой половине января 1942 года, когда дивизия занимала оборону в районе Старые Саввины — Головиновка — Михайловка, мне позвонил начальник медсанбата майор Пустовойтов.
— Сообщаю вам приятную новость, — сказал он, — Жизнь Михаила Косолапова сейчас вне опасности.
Я очень обрадовался.
— Где находится Косолапов?..
— Пока в медсанбате. Мы собираемся отправить его в глубокий тыл для дальнейшего лечения. Но он категорически отказывается оставлять дивизию.
— Как он себя чувствует?
— Потерял много крови; ему оказана необходимая медицинская помощь. Теперь он значительно окреп, чувствует себя хорошо.
— Я приеду навестить Косолапова. Вместе и решим, как с ним быть.
Вскоре я был в медсанбате; в белом халате вошел палату. Врач подвел меня к одной из коек. На ней лежал неподвижно, весь оплетенный марлевыми повязками, человек, в котором трудно было узнать Мишу.
— Восемнадцать пулевых ранений, — негромко сказал хирург. — Три — тяжелые, остальные — средние и легкие. Серьезных повреждений нет, однако ему придется долго лечиться.
Михаил спал. Дыхание было прерывистым и тяжелым. Мы решили не будить его.
— Человек исключительной силы воли, — тихо сказал хирург. — Перенес операции без единого стона. Но не хочет и слышать об эвакуации в тыл.
Оказалось, хирург знал подробности нашего приключения. Косолапов рассказывал ему, что очень волновался за меня и Шевченко. Он считал, что, поскольку самолеты противника застигли нас в открытом поле, оставался единственный выход — спрятаться под машиной. Во время первого налета истребителей он не был ранен. Поэтому остался под мотором и на второй залет. Машина получила 122 пулевые пробоины, и Косолапов уцелел каким-то чудом. Он был уверен, что моторная часть машины сохранила ему жизнь.
Я поблагодарил хирурга за помощь, оказанную Михаилу, и приказал отправить его в глубокий тыл.
— Надеюсь, после лечения он вернется в строй, в родную дивизию.
Однако на протяжении всей войны встретиться с Косолаповым мне не довелось.
А с нашей злополучной машиной я и Шевченко встретились под Щиграми, когда дивизия вела здесь оборонительные бои. Впрочем, пожалуй, неверно называть нашу бывалую «эмку» злополучной. После среднего ремонта она служила мне в течение всего 1942 года и побывала в серьезных переплетах во время нашего отхода от Харькова до Волги… Только после волжской битвы я и Шевченко расстались с «эмкой», расстались трогательно, как с испытанным другом, который не раз выручал нас из беды.
Быть может, мы и не бросили бы свою «старушку», но после разгрома гитлеровцев на Волге я получил трофей — новенький «оппель-адмирал», принадлежавший самому Паулюсу. Вот на него мы с адъютантом и пересели, отправив «старушку» в тыл.
…Итак, январские снежные заносы заставили нас перейти к обороне в районе Старые Саввины — Головиновка — Михайловна. Теперь нам понадобились лыжи. В первой половине января в наше распоряжение прибыл один лыжный батальон. Значит, мы получали возможность формировать лыжные диверсионные группы для заброски в тыл противника.
Впрочем, ближе познакомившись с нашими лыжниками, мы огорчились. Дело в том, что эти лыжники не умели… ходить на лыжах.
Батальон был сформирован в самом срочном порядке, и никто из этих штатских товарищей ранее не помышлял, что в годину суровых испытаний ему придется иметь дело с лыжами.
Не могу сказать, чтобы меня разочаровал личный состав батальона; нет, эти молодые советские патриоты горели ненавистью к врагу и рвались в бой. Однако было похоже, что они недопонимали одной простой истины: воюют не только отвагой — необходимо еще и умение.
Тут мне вспомнился наш довоенный Осоавиахим, ныне преобразованный в ДОСААФ. Какие большие дела совершила эта массовая организация! Именно благодаря ей многие тысячи молодых воинов, впервые прибывших на фронт, умели обращаться с оружием, окапываться, делать перебежки, прыгать с парашютом и даже подрывать танки врага. Благодаря ей были сохранены к боях тысячи молодых жизней.
Я обратился к генералу Подласу с просьбой, чтобы для нашей разведки, штурмовых групп и групп истребителей в дивизию прислали несколько сот пар лыж. Он ответил:
— Хорошо. Дело очень важное. Лыжи получите через пару дней.
Мы получили их даже раньше, и, имея временную передышку, все офицеры штаба, политотдела, командиры и политработники полковых батальонов, рот, взводов — все принялись осваивать лыжное дело, чтобы обучить ему весь личный состав дивизии.
Великое дело — спорт; молодые воины, которые еще недавно, в условиях мирной жизни, увлекались футбо лом,волейболом, бегом, плаванием, коньками, теперь легко, без особых усилий становились отличными лыжниками.