Твои

Салах Алайна

Роберт выуживает из кармана брюк блестящую упаковку и, не двинувшись с места, протягивает ее мне. Ухмыляется: мол, подойди и возьми.

Фыркнув, я шагаю к нему и дергаю мармелад к себе. Делаю это не слишком ловко, потому что захватываю не только упаковку, но и заодно его палец.

— Так и сказала бы, что хочешь есть из моих рук, — не задерживается он с самодовольным комментарием. — Я-то только за.

— Чай пей, кормилец, — парирую я и намеренно отступаю подальше, чтобы не вспыхнуть от озорных огоньков, пляшущих в его глазах.

На

счастье, на кухню в этот момент забегает Полина, сообщить, что в гостиной все готово к ее выступлению. Она успела переодеться, а вместо огромной короны на ее волосах красуется гораздо более скромная диадема. Домашняя, как мы ее называем.

— Пей скорее чай, а то у меня там микрофон разряжается, — поторапливает она, заметив кружку в руках отца. Аргумент, достойный аплодисментов, с учетом того, что микрофон — это моя старая массажная расческа.

Роберт послушно подносит чай ко рту, делает глоток и, сморщившись, ставит кружку на стол.

— Это что, полынь, заваренная с укропом? Пить невозможно.

Почти. Это желчегонный сбор, который терапевт выписывала Полине около года назад, когда она отказывалась от еды. Чай у меня кончился, и я конечно забыла его купить.

— Он был очень полезный, — давясь смехом, я забираю со стола чашку и выливаю ее содержимое в раковину. — Ну раз уж не хочешь — пошли смотреть представление.

9

Роберт

Глядя как Полинка, зажав расческу в руке, один за другим делает реверансы, я безостановочно ей хлопаю. Снежок так вообще засунула в рот пальцы и присвистывает в лучших футбольных традициях.

— Вот это ты у меня поэтесса! — верещит она, когда дочка подходит к ней за зрительскими объятиями. — С таким выражением читала, что у меня до сих пор мурашки.

И показывает свое предплечье, сплошь покрытое пупырышками. Кожа у Рады почти такая же светлая как волосы, запястья аристократичные, тонкие.

— Я не поэтесса, потому что стихи не мои, а из книжки, — резонно замечает Полина и следом говорит уже для меня. — Я еще очень много разных знаю. Но сегодня все рассказывать не буду. Придешь в другой раз — тогда.

— Давай послезавтра? — предлагаю я, чувствуя на щеке пристальный взгляд Снежка. — Если конечно мама будет не против.

Теперь дочь смотрит с подозрением.

— А завтра ты чем будешь заниматься?

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Бойкая такая. Спрашивать не боится и за словом в карман не лезет. Вся в Радку.

— Завтра я поздно освобожусь. Помнишь Виталия? Он тебя как-то с днем рождения поздравлял. Мы с ним в Улан-Удэ поедем помещения для складов осматривать. Это почти тысяча километров туда-обратно.

Я специально объясняю подробно, чтобы не думала, что я отмахиваюсь или имею дела поинтереснее, чем провести время с ней. Полька все на лету схватывает, так что пренебрежение или вранье почувствует сразу. Мне вообще нравится, как Рада ее воспитывает: что относится как взрослой и

всякую ерунду про папу-космонавта не выдумывает.

— У нас у девочки одной в садике бабушка из Улан-Удэ, — задумчиво выдает Полина. — Они к ней иногда ездят. Говорит, что это далеко.

Проверила и поверила, — думаю я. Не слишком-то и доверяет она мне на слово. Да и как ее винить? Я бы и сам не слишком доверял отцу, появляющемуся пару раз в год.

Сложно с ними все. Каждый раз, побыв несколько дней здесь, возвращаюсь домой с тяжелой душой. Первое время было легче: когда дочка малышкой совсем была — только спала, ползала и плакала. Я как не склонный к лишним сантиментам, про себя все понимал: что от ответственности за последствия той ночи не откажусь, но и совесть на плаху не кину. В конце концов, меня ведь никто не спросил, хочу ли я становится отцом. Это решение Рада приняла единолично. Но по мере взросления Поли я стал все сильнее прикипать. То ли у меня возраст наконец «дошел», то ли детьми со временем проникаешься, то ли потому что Полинка такая классная росла. Дети друзей никогда не вызывали во мне такого восторга, даже пацаны.

Побудешь с ними несколько дней, а потом весь путь домой в самолете себя изводишь: что дочь фактически без отца растет, и что деньгами и подарками будто откупаешься. И по прилете всегда обещаешь себе, что в ближайшее время выкроишь неделю и приедешь к ним. Но потом жизнь снова закручивает в рабочие жернова, проблема лезет на проблему, и ты наивно думаешь: вот еще немного, еще чуть-чуть и поеду. И в итоге все остается как есть: ежемесячные переводы на карту и для успокоения совести оплата путевок на море.

— Поль, папе уже пора уходить, так что хватит засыпать его расспросами, — встревает Снежок, подтягивая дочку к себе.

Вот так мне в очередной раз тактично указывают на дверь.

— Да, зайчонок, я пойду, — я поднимаюсь и не удерживаюсь, чтобы не стрельнуть взглядом в футболку Рады. «У кого сиськи, тот и главный». Ну как тут не заулыбаться? С такими выпуклостями как у нее, прямая дорога в президенты.

— Привезу вам с мамой браслеты и войлочные тапки из Бурятии.

— Не надо браслеты, — морщит носик Полинка. — Надо корону.

— Договорились. А маме-то привезти браслеты?

С ухмылкой смотрю на Раду. Нравится мне ее смущать. Может быть, делал бы это пореже, если бы знал, что на нее это действует.

Года три назад была между нами была одна ситуация: шанс еще раз попробовать, если можно так сказать. Полинка уснула, мы на кухне остались вдвоем. Радка в настроении была, болтала и шутила больше, чем обычно. И в один момент как будто звук выключили: она посмотрела на меня, я уставился на нее, и в воздухе заискрило то, что принято называть химией. У меня на тот момент никого не было, так то совесть осталась бы абсолютно чиста. Снежок первой остановила: отшутилась как и обычно, но посыл между строк я отлично понял. Не пытайся, все равно ничего не выйдет.