Творчество и потенциал. Выпуск 1/2025
Шрифт:
У мамы дурная привычка будить меня в полвосьмого. Якобы я должна пойти в школу вовремя. А я знаю, что мой крейсерский проход в школу – только ко второму уроку. Никого на улице нет, никто не толкается в вестибюле, не бьёт друг друга по голове ботинками в мешке, как это делает малышня.
Поднимаешься по лестнице чинно-благородно, как и положено почти взрослой девушке, и давишь массой характера все попрёки учителя: «Что это вы припозднились?»
Я выдержала это, а учитель не выдержал и бросил делать мне едкие замечания. Сдулся. Да, продолжаю ходить
Я ещё не знаю, кем я буду. Может быть, ваши фитюльки мне совершенно не понадобятся. Может быть, я в Китай уеду, как девочка с задней парты. Вы слышали про Китай последние новости? Русские женщины нормально там живут. А китайские мужчины бегут за ними в Россию с криками: «Только вернись!»
Это меня впечатляет. Я тоже хочу, чтобы какой-нибудь иностранец мне кричал: «Только вернись!»
Ну вот, дорогие мои, пока всё. Больше я про себя пока ничего не знаю. И про свои мечты не знаю. Говорят, в моём возрасте они ещё не оформлены. Я согласна с таким утверждением. А насчёт родительских денег по 50 рублей с носа, итого 100 руб. в неделю, я даже очень за.
Спасибо маминому бойфренду, психологу Занду, что надоумил моих родителей, присоветовал им: «Ребёнок постепенно должен привыкать к деньгам и покупкам».
Как он это вовремя сказал! Я просто обмирала в магазине о бантике на голову и перчатках без пальцев. И когда купила и посмотрела на себя в зеркало, то подумала: «Ах, как я хороша!» И бантик мне к лицу, и перчатки на месте. Жаль, что нельзя на школьном вечере во всем этом пофланировать.
Раз моя мама сменила папу на Занда, то я могу или не признать это, или звать мою маму «новой мамой». Другого выхода у меня нет. Как говорят логисты: «Ты или принимаешь предмет, или отрицаешь его».
Так вот. Моя новая мама говорит о границах общения, границах отношений между людьми. Конечно, с подачи дяденьки Занда. Он же психолог и научил её этому. Например, младшая сестра Агния мне действует на нервы своей детсадовской речёвкой «Я с тобою не дружу!». Но это бывает редко. И ей ещё так далеко до моих мыслей, что беседа разваливается. А Чупи всегда молчаливо согласен со мной и с мамой. Нас трое, и мне это нравится.
Живя с мамой, я езжу в гости к папе. И он приезжает к нам, невзирая на развод. Потому что моя мама – гештальт и разрешает это. По её жизненной теории, после развода родитель из общения с ребёнком не выпадает. Папа приезжает и учит меня играть на гитаре. И мы вместе катаемся по набережной на велосипедах.
Мой папа – «пожарник» семьи. Он четырём няням в Северных Дегунах – двум бабушкам и двум дедушкам, старшим и младшим, – навязал дискуссию о том, что делать в семье, когда дочь выросла в подростка. И вся семья из четырёх нянь высказалась и принялась увещевать меня:
– Ты же у нас любимая птичка. Мы всё для тебя готовы сделать.
– Тогда купите мне гитару. Я буду выходить на сцену и поражать всю школу своим мастерством. А ругаться с учителями, если вы просите, больше не буду. А папа сходит и устроит меня в музыкальную школу – вот что
Но музыкальная школа – это такая рутина… Сразу начали мне совать какого-то Моцарта, даты его жизни и смерти, сонату и сюиту, просили вести себя молчаливо и не разбрасываться эмоциями, потому что они понадобятся мне при исполнении произведений Вольфганга.
– Но прежде всего вы должны полонез Огинского выучить. Без него вы вообще не музыкант.
– А я «Смоки» хочу играть, а вовсе не полонезы.
– Тогда, может, вас папа не туда привёл?
– Не знаю, куда привёл меня папа, но я это учить не буду. Я хочу учить что-то воздушное, что поднимает меня. И ваша стадность мне не нравится. Я в школу хожу – сорок человек в помещении, а теперь еще в музыкальную школу ходи – опять в помещении сорок человек. Я хочу заниматься одна, и папа мне обещал это. И заниматься по своему выбору, а не по выбору учителя. Мне, например, нравится тарантелла. Можете?..
– Нет, это не входит в программу первого класса музыкальной школы.
– Вот я папе и говорю, что мне с музыкальной школой не по пути. А он меня всё уговаривает, что вы большие специалисты и разберётесь со мной. А я вижу одну рутину. В каком бы возрасте кто бы что ни захотел – всё равно относитесь, как к семилетней.
– Ну хорошо, мы тебя выслушали. Теперь мы поговорим с твоим папой.
Поговорив с папой, учителя сказали: «Ищите другие возможности. На нашей школе свет клином не сошёлся».
– Ни в какую другую школу я ходить не буду. Знакомиться со всеми заново не буду!
– Я надеюсь, Люсенька, мы договоримся. Они должны за деньги немножко подвинуться, как нам удобно. Мы ведь говорим о душе ребёнка и пытаемся это культивировать.
В итоге все договорились. Гитару я люблю. Но она на втором месте. Я согласна на гитару, но только без сольфеджио, музлитературы и хора. Когда ж я буду с девочками дружить, если стану эти предметы изучать?
Но подлянку учителя бросили:
– Учиться ваша дочь индивидуально может, а на сцене в отчётном концерте выступать не может.
– Почему?
– Потому что музыкальная школа – дело бескорыстное, а за корысть мы и так под вашу дудку пляшем, без сольфеджио и музлитературы занимаетесь. А на сцену – нет. Что она там выдумает, мы не знаем.
– Да ничего не выдумает. Она сейчас американским джаз-бэндом заинтересовалась.
– Это не входит в нашу программу. Мы не можем ей разрешить превращать сцену музыкальной школы в арт-кафе.
– А я вас прошу не грубить! В таком случае я буду сомневаться в ваших учительских способностях.
Но на второй год моей учёбы в музыкальной школе я и на отчётном концерте выступила.
У папы есть ещё ребёнок, Вика, старше меня. До её восемнадцатилетия он обязательно с ней встречался не реже раза в неделю. Она тоже училась в музыкальной школе, но на саксофоне. И мы с ней не часто, но всё-таки видимся.
Таков он, подвиг простого папы.
Евгения Бахурова