Творцы столпотворения
Шрифт:
Но быстро разделаться с ним Остапенко не успел. На спину ему, пронзительно вереща, прыгнула из темноты ещё одна гиеномышь. Она вцепилась в вещмешок и, рыча, принялась грызть материю, задевая когтями по шее.
Валентин поблагодарил Бога за то, что на нем бронежилет и резко нагнулся. Гиеномышь, сорвавшись, перекувыркнулась через его голову и налетела на вторую тварь, как раз бросившуюся в это время в атаку – сцепившись, они кубарем покатились по земле. Не долго думая, Остапенко дал очередь, накрыв обоих монстров.
– Мать вашу! – прорычал
Ещё одна тварь, выскочившая, откуда ни возьмись, вцепилась когтями в ногу, ощерив пасть, однако укусить себя Валентин не дал. Он с ожесточением принялся молотить существо по голове прикладом автомата, пока оно, оглушённое, не отцепилось, и капитан не прикончил его выстрелом в упор.
Освободившись от нападавших, Остапенко побежал вперёд. Он чувствовал, что Коля должен быть где-то поблизости.
– Коля! – крикнул Остапенко, рискуя оступиться на камнях. – Шорин!
«Ори… Ори… Ори…» – металось в темноте эхо, словно насмехаясь над ним.
Вперёди послышалась возня. Валентин посветил фонарем, сместившимся со своей оси и чудом не оторвавшимся при ударах, и увидел группу гиеномышей, возившихся ещё с одним плотом, который они пытались спустить на воду.
Валентин закричал и выстрелил. Одна тварь, поскуливая, отскочила во тьму.
Тут капитан понял, что они там делали. Раскинув в стороны руки-ноги, на плоту недвижно лежал Николай, и существа пытались переправить его через озеро. Вне себя от ярости Остапенко выстрелил ещё раз, но промахнулся, и автомат замолк – кончились патроны.
– Черт! – Валентин принялся судорожно нащупывать запасной магазин, и в это время гиеномыши бросились на него гурьбой.
Всё разворачивалось, словно в жутком сне. Не успев перезарядить «калашников», Остапенко принялся орудовать им как дубинкой. Положение осложнялось тем, что фонарь был прикреплен к автомату, и теперь луч его, мелькая, описывал замысловатые траектории и только изредка выхватывая из темноты омерзительные хари.
Впрочем, промахнуться было сложно – твари обступили Остапенко плотным кольцом, и кого-нибудь металлический приклад да «жаловал». Он вертелся юлой, раскидывая монстров, ломал им руки, выбивал мозги, отпихивал ногами, но они все прибывали и прибывали, и конца им, казалось, не будет.
Одна из гиеномышей снова вскочила ему на спину. Валентин попытался ее скинуть, но при этом отвлекся, и несколько узловатых лап выдернули из рук автомат. Тут же две или три твари прыгнули на него, и капитан, потеряв равновесие, упал прямо в воду. Один их монстров впился зубами в локоть, и Валентин чуть не взвыл от боли. Другой монстр укусил его прямо в шею, и неожиданно тело начало становиться вялым и непослушным.
«Живым не дамся», – мелькнула последняя мысль…
– Валентин! Валя!
Остапенко открыл глаза.
Он лежал на чем-то твердом, неудобном и холодном. Темно, тихо, болела нога, ломило руки и спину. Голова кружилась, а к горлу подступала тошнота.
Кто-то
– Тихо ты, в воду упадешь!
Капитан напрягся, ничего не видя перед собой.
– Да это я, Николай! – повторил голос.
До щеки осторожно дотронулись.
– Николай? – просипел Остапенко.
– Ну, конечно!
– Что… произошло? Я ничего не вижу…
– Не знаю, Валя! Чертовщина какая-то! Я провалился там, в доме, когда хотел занять позицию. Покатился куда-то вниз, упал, башкой долбанулся и отключился. Голова до сих пор трещит…
Капитан приподнялся на локте – ну ни черта не видно, словно глаза выкололи!
– Очухался уже на плоту, – продолжал Шорин. – Смотрю – не один я тут! В смысле, не смотрю, а щупаю, конечно. Сначала перепугался, если честно, а потом посветил зажигалкой и понял – это же, черт подери, мой родной Бендер! – Николай помолчал, а потом вздохнул. – Плывем мы, Валя. А куда – шут его знает!
Странные события последних суток начали отрывками крутиться в сознании Остапенко.
– Эй, ты чего молчишь? – Шорин снова с опаской потряс капитана за плечо.
– Думаю я, – пробормотал Остапенко, собираясь с мыслями. – Где фонарь?
– Фонарь?.. – недоуменно переспросил Шорин и озадачено засопел.
– Фонарь, оружие, вещмешок! Где это все? – Остапенко принялся осторожно шарить вокруг себя. Ничего из перечисленного не нашлось и в помине. Но, по крайней мере, гиеномыши униформу с них не сняли, и карманы, видимо, не обыскивали – возможно, мозгов не хватило.
– Нет ничего, – сообщил Николай. – Когда я очнулся, ничего и не было.
Капитан нащупал край плота и дотронулся до воды – холодная. Поднеся мокрый палец к носу, он понюхал его, а потом лизнул. Вода как вода, чистая, без неприятных запахов. Плюнув на возможные инопланетные бактерии, он осторожно напился.
– Значит, мы плывем, – мрачно констатировал он, утолив жажду.
– Плывем, – подтвердил Шорин, – но я ничего не понимаю! Ты-то как здесь оказался?
Валентин рассказал напарнику о последних событиях. Поначалу Шорин пораженно молчал, а потом разразился проклятиями в адрес всех, кого только можно было.
– Успокойся, – скривился Остапенко. – Нам нужно думать, как выкрутится из этой ситуации. Все могло кончится гораздо хуже… Я вот только не понимаю, почему мы плывем!
– Река, – обяъснил Николай, – мы в огромной пещере, по которой течет подземная река.
– Это понятно! Но почему эти монстры нас отпустили?
Шорин пожал плечами, но, сообразив, что в темноте его жест не виден, сказал:
– Не знаю, Бендер… Ты думаешь, они разумные?
– Смотря что считать разумностью, – протянул Остапенко, – но действовали они согласовано. Хотя и волчья стая нападает согласовано, пчелы и муравьи вместе работают, бобры плотины строят… А эти твари знали, что такое плот. Хотя, если честно, я сомневаюсь, что соорудили его именно они. Может, это дело рук тех, кто и город строил?