Творец счастья
Шрифт:
Я с интересом рассматриваю мужика. Высокий, но ниже меня, крепкий, но уступает мне в комплекции. Возможно, спортом занимается, даже скорее всего, иначе что ему делать в закрытых коридорах арены, куда зрителей не пускают.
Мужик в ответ так же пристально буравит взглядом меня. Соперника оценивает, вроде как. Отлично. Зацепимся.
По моему выражению лица, видит, что не просто я прохожий. Понимает, видимо, что у меня больше заинтересованности, чем у обычного знакомого Светланы.
— Светлана Васильевна, не представите ли вы мне вашего собеседника? — спокойно спрашиваю
— Анатолий Корзун, — тут же отвечает девушка, указывая на мужика. Потом переводит руку в моем направлении и представляет меня. — Михаил Михайлович Калиновский — владелец Дубравушки.
— Ты забыла сказать, что я отец твоего ребенка, — щурится мужик в презрительной усмешке. Видимо, сказав эту фразу, ожидает, что убьет мою заинтересованность к Свете.
— Отец, ух-ты! — наигранно восхищаюсь я, будто бы познакомился с первым космонавтом, высадившимся на Луну. — А как сына зовут? — спрашиваю я, изображая высшую степень внимания.
— Э-м-м… — мнется мужик и бросает взгляды на Свету, силясь вспомнить имя. — Э-м… Павел, — наконец, отвечает.
— Отлично! Отец, который с трудом вспомнил имя сына, — улыбаюсь так же презрительно, как он пару минут назад.
— Светлана Васильевна, будьте так любезны, спуститесь во второй сектор. Там вас Илья Петрович дожидается, — вежливо выпроваживаю девушку, потому что не стОит ей слышать наш дальнейший мужской разговор. И продолжаю, когда она послушно удаляется. — Так что, «ОТЕЦ», ты хочешь от Светланы?
— Не твое дело! — зло смотрит он на меня.
— Почему же не мое? Как раз мое, — зло улыбаюсь я. — Жениться на ней собираешься, а? Семья тебе резко понадобилась.
Мужик молчит, прикидывает, стОит ли со мной связываться. Может быть, он развернулся бы и ушел, но я продолжаю, и мои слова ножом режут по его мужскому самолюбию.
— Что-то ты, какой-то тормознутый, «отец». На пять лет тормознутый. Тебя сын-то хоть раз в глаза видел?
— Тебе-то какое дело? — снова ухмыляется этот мудак. — А-а, понятно. Торкаешь ее. Хе-хе… Так мне не важно, мне ж не жить с ней надо, а только штамп в паспорте и запись ребенка на нужной страничке и все. Можем с тобой договориться.
Вроде как, он меня хотел успокоить. Млять! Да у меня уже все кипит внутри! Однако, мой нордический характер в таких ситуациях часто берет верх, и я спокойно спрашиваю:
— Зачем? В некоторые страны не пускают без штампа в паспорте?
— Именно, — довольно соглашается он. — Ты ж, как мужик, понимаешь — нахрена мне вешать камень на шею в виде Светки и ее ублюдка. А ты можешь ее торкать, я ж не против. Ну что, договорились?
Ага, договорились, ща! Слово «ублюдок» было последней каплей в моей чаше нордического терпения. Я в одно мгновение хватаю этого засранца за шею и припечатываю к стене. Он не успевает среагировать и уйти в оборону, или отбить мою руку, поэтому повисает, распластанный о стену.
— А теперь слушай сюда, удод! — не сдерживая злости, рычу я. — Больше никогда ты не подойдешь к Свете ближе, чем на сто метров! Ключевое слово — «никогда». Увижу, что приблизился — конечности переломаю так, что в инвалидном кресле будешь доживать свою мерзкую никчемную
Он что-то хрипит в ответ, а я пытаюсь сдержать порыв врезать ему со всей дури прямо в нос. Уже руку занес для удара, когда отчетливо слышу шум хлопнувшей двери где-то в коридоре.
— Вот так мы с тобой договоримся, — четко выговариваю, ослабив хватку, и отступаю на шаг назад.
Здравый смысл берет верх и я сдерживаюсь от удара — мне ни к лицу разбивать носы посетителям в моем положении гостеприимного хозяина.
Мужик хрипит, хватается за горло и смотрит на меня бешеными глазами.
Больше мне с ним разговаривать не о чем. Разворачиваюсь и ухожу к противоположной лестнице. В ответвлении коридора краем глаза замечаю фигуру Александра, который делает мне понимающий кивок и направляется к чудом мной не убитому удоду.
Спускаюсь на первый этаж и выхожу к трибунам. Здесь шумно, зрители весьма громко «болеют» за спортсменов, которые показывают свое мастерство на татами. Но мне сейчас не до спортивных зрелищ. Ищу глазами Свету. Она стоит в проходе у соседнего сектора и перебирает листочки в своей рабочей папке. Поднимает глаза на меня, когда подхожу к ней вплотную.
— Пойдем, поговорим, — киваю ей в направлении входа в недра арены.
Там, в полутемном коридоре, торможу и хватаю ее в охапку. Она не сопротивляется. А я стою, прижимаю ее к себе и трусь о ее щеку своей щетиной.
— Надеюсь, ты не убил его? А то обидно будет получить срок за такого засранца… — тихо шепчет она, обнимая меня.
— Нет, он еще жив. Но подойдет к тебе еще раз — и он точно труп! Не бойся его. Ничего не бойся — я с тобой, — хрипло шепчу я, а потом отстраняюсь и заглядываю в ее глаза. — Подожду тебя. Когда закончишь тут, поднимайся ко мне в кабинет.
Она кивает, мол «хорошо», и я размыкаю объятия, потому что где-то рядом уже слышны чьи-то шаги, а нам не стОит рисоваться перед персоналом своими обнимашками, мы ведь на работе.
***
Сговор
Вечерний город переливается разноцветными красками сияющих витрин, дорожных фонарей, габаритных огней машин, и все это великолепие отражается и дрожит в лужах на мокром асфальте. Моросит осенний, совсем не теплый дождик, и редкие прохожие, боясь озябнуть, торопятся укрыться от него в многочисленных кафе и магазинах.
Двое за столиком в дорогом ресторане иногда бросают взгляды в окно, но их сосредоточенно-деловой разговор далек от обсуждения романтического вида ночного города.
Темноволосая стройная ухоженная женщина не спеша подносит чашку к пухлым губам и задумчиво смотрит на собеседника.
— Когда я получу то, что мне нужно, — сообщает чуть обрюзгший мужчина напротив, — вы сможете сделать с ними все, что захотите.
Он самодовольно поглаживает свое пивное брюшко и внимательно наблюдает за реакцией дамы. Видит, как глаза той яростно блеснули. Попалась на удочку, теперь только «додавить» осталось. Жажда мести — вот одна из главных мотиваций таких, как она. Она никогда не простит унижения и позора. Поэтому, мужчина знает: она согласится. Поторгуется, конечно, но согласится.