Творец слез
Шрифт:
Смутившись, мистер Миллиган поправил очки на носу.
– О, конечно, конечно… Вы, наверное, устали? Входите…
Он открыл дверь. У порога лежал коврик с надписью «Дом», и в это мгновение я почувствовала, как бешено застучало мое сердце. Анна склонила голову набок и ласково произнесла:
– Ника, заходи скорее.
Я перешагнула порог и оказалась в узкой прихожей. Первое, что меня поразило, – запах. Не влажный запах плесени, проступающей сквозь штукатурку на потолках в Склепе. Нет, этот запах приятный, густой, почти… родной. В нем было что-то особенное, и я поняла, что тем же
С жадным любопытством я оглядела прихожую. Слегка потертые обои, на стенах кое-где пустые рамки; у двери на столике салфетка, на ней – миска для ключей. Во всем этом чувствовалось что-то настолько личное, что я на мгновение замерла на пороге, не в силах шагнуть вперед.
– Тут у нас не слишком просторно, – смущенно почесывая затылок, сказал мистер Миллиган, но я не могла с ним согласиться.
Боже, это… идеальный дом.
– Ваши комнаты наверху.
Анна стала подниматься по узкой лестнице, и я, воспользовавшись моментом, украдкой взглянула на Ригеля. Он держал свою коробку двумя руками и осматривался, слегка опустив голову, его лицо не выражало никаких эмоций.
– Клаус! – позвал мистер Миллиган, ища кого-то. – Куда он опять залез?
Я слышала, как он вышел из дома, а мы поднялись на второй этаж.
Нам с Ригелем отвели две свободные комнаты.
– Раньше здесь располагалась вторая гостиная, – сказала Анна, открывая дверь комнаты, которая должна теперь стать моей. – Потом мы сделали из нее гостевую. На случай если кто-то из друзей… – Она запнулась на полуфразе, зажмурилась и улыбнулась. – Неважно… Теперь она твоя. Посмотри, нравится? Если захочешь что-то здесь поменять или переставить мебель, то пожалуйста…
– Нет… – прошептала я, стоя на пороге комнаты, которую наконец-то могла считать своей.
Больше никаких общих комнат и жалюзи, разрезающих на полосы утренний свет! Теперь я не буду ходить по холодному пыльному полу, не стану смотреть на мышиного цвета серые стены.
Передо мной предстала скромная маленькая комнатка с красивым паркетным полом и высоким зеркалом в раме из кованого железа в дальнем углу. В открытое окно дул ветерок и мягко колыхал льняные занавески, на пурпурном покрывале белела стопка чистейшего постельного белья – не удержавшись, я пощупала уголок простыни, подойдя к кровати с коробкой под мышкой. А когда Анна ушла, я нагнулась и, закрыв глаза, глубоко вдохнула свежий, пьянящий запах белья.
Как же здесь хорошо!
Я долго осматривалась, не в силах осознать, что теперь у меня есть личное пространство. Потом поставила коробку на комод, открыла ее и пошарила по дну. Достала куколку-гусеницу, уже сильно выцветшую и потрепанную, – единственную памятную вещицу, подарок от мамы с папой, – и положила ее на подушку.
Какое-то время я простояла, с восхищением рассматривая подушку: моя…
Потом стала разбирать свои немногие вещи, что у меня были. Повесила одну за другой на вешалки кофты, единственный свитер, весь в катышках, и брюки; осмотрела носки и затолкала самые изношенные в дальний угол ящика, надеясь, что там их никто не найдет.
Спускаясь вниз и еще раз взглянув на дверь своей комнаты, я спрашивала себя, скоро ли и я пропитаюсь домашним запахом, который витал вокруг.
–
Я отказалась, поблагодарив. По дороге мы перекусили фастфудом, и я пока не проголодалась. Но Анна, судя по ее внимательному взгляду, кажется, в этом сомневалась. Затем она повернулась к Ригелю:
– А ты, Ригель? Кстати, я правильно произношу твое имя? Ригель, верно? – осторожно повторила она, произнося его имя так, как оно писалось.
Он кивнул, а потом, как и я, отказался от предложения пообедать.
– Хорошо, – сдалась Анна, – вероятно, вы хотите отдохнуть. Но если проголодаетесь, в коробке печенье, а молоко в холодильнике. Ах да, наша комната в конце коридора. Когда что-нибудь понадобится, не стесняйтесь!
Анна волновалась. У нее подрагивал голос, слегка сбивалось дыхание, а значит, она волновалась за меня, Анна беспокоилась, сыта ли я и не нуждаюсь ли в чем-нибудь.
Она правда стремилась окружить меня заботой, и не затем, чтобы угодить социальной службе, – так действовала миссис Фридж, которая выставляла нас напоказ инспекторам чистенькими и сытыми. Нет, Анна в самом деле за меня переживала…
Когда я поднималась по лестнице, барабаня пальцами по перилам, мне в голову пришла идея спуститься на кухню посреди ночи и съесть печенье, сидя за стойкой, как делали люди в фильмах, которые мы смотрели через щелочку, пока миссис Фридж храпела в кресле перед телевизором.
Чьи-то шаги заставили меня обернуться – по коридору шел Ригель. Я видела его со спины, но почему-то была уверена, что он меня заметил. Только сейчас я вспомнила, что он был одним из героев на картинке из моей сказки. Новая жизнь, какой бы желанной и прекрасной она ни была, теперь не казалась безоблачной. Нет: картинку портило черное пятно, которое невозможно убрать.
– Ригель! – против воли сорвалось с моих губ, я не успела сдержаться.
Он остановился посреди пустого коридора, и вся моя уверенность испарилась за секунду.
– Теперь… теперь, когда мы…
– Теперь, когда мы что? – произнес он в своей издевательской, мучительной манере.
Я вздрогнула.
– Теперь, когда мы здесь вместе, – продолжила я, глядя ему в спину, – я… хочу, чтобы все получилось.
Хочу, чтобы все получилось, даже если он тоже герой этой волшебной истории и я не могу ничего с этим поделать. Даже если он был тем самым черным пятном, я молилась, чтобы он не испортил эту прекрасную сказку…
Не говоря ни слова, он двинулся дальше и подошел к двери своей комнаты. А я с поникшими плечами осталась стоять у лестницы.
– Ригель…
– Не входи в мою комнату, – сказал он стальным голосом, – ни сейчас, ни в будущем.
Я бросила на него беспокойный взгляд, чувствуя, как мои добрые намерения разбиваются о его стальную преграду.
– Это угроза? – тихо спросила я, когда он нажал на дверную ручку.
Он открыл дверь, но в последний момент повернулся и посмотрел на меня через плечо. Прежде чем дверь за ним закрылась, я увидела жестокую усмешку на его губах. Ухмылка Ригеля была моим приговором.