Творец слез
Шрифт:
– В одном ты права…
Голос Ригеля прошуршал сухо и резко, как ногти по шелку. Я осмелилась взглянуть на него. Ригель смотрел на девушек, но больше не ухмылялся. Потом его зрачки, колючие черные шарики, встретились с моими – они царапали меня.
– Я тебе не брат.
В тот день я решила стереть из памяти слова и свирепый взгляд Ригеля, а вечером, чтобы отвлечься, читала допоздна. Лампа на прикроватной тумбочке освещала мою комнату мягким успокаивающим светом, способным рассеять все тревоги.
Анна поразилась, когда я спросила, могу ли я взять почитать
Пока мои глаза скользили по тонким маленьким усикам и кристально прозрачным крылышкам, я вдруг поняла, как мне нравится погружаться в этот светлый и красочный мир, который я находила и в своих цветных пластырях.
Кому-то мои интересы наверняка показались бы необычными. Я знала, что отличаюсь от остальных, и лелеяла свои причуды, как секретный сад, ключ к которому был только у меня, потому что многие меня не поняли бы.
Указательным пальцем я провела по нарисованной божьей коровке, вспомнила, сколько желаний я загадывала им в детстве, наблюдая, как они улетают с раскрытой ладошки. Я смотрела, как они плывут по воздуху, и, беспомощная, думала о том, что хочу сделать то же самое: вылезти из куколки и, расправив серебряные крылышки, перелететь через стены Склепа…
Какой-то шум привлек мое внимание. Я повернулась к двери. Может, послышалось? Но звук вскоре повторился – кто-то царапал деревянную поверхность. Я осторожно закрыла энциклопедию и откинула одеяло. Медленно подошла к двери, повернула ручку и высунула голову в коридор – в темноте кто-то двигался. Низко у пола, быстро и мягко скользнула тень и, кажется, остановилась, вероятно, потому что заметила меня. Тень скользнула вниз по лестнице за секунду до того, как любопытство толкнуло меня проследить за ней. Мне показалось, я увидела пушистый хвост, но дотянуться до него не успела.
В итоге я оказалась на первом этаже, одна в полной тишине. Хвоста нигде не было. Я вздохнула, собираясь вернуться наверх, но заметила свет на кухне. Анна еще не легла спать? Я подошла, чтобы проверить свою догадку, и сразу пожалела об этом.
Когда я легонько толкнула дверь и заглянула внутрь, мои глаза встретились с другой парой устремленных на меня глаз. На кухне был Ригель.
Он сидел, упираясь локтями в стол и слегка опустив голову, волосы черными прядями спадали на лицо, затеняя взгляд. Он что-то сжимал в пальцах. Присмотревшись, я поняла, что это кубик льда.
Я застыла, увидев парня, хотя пора уже привыкнуть к возможности натолкнуться на него в любой момент. Мы больше не в Склепе с его большими пространствами, теперешний дом маленький, и, как ни крути, мы в нем жили вместе.
Нет, вряд ли я когда-нибудь к этому привыкну.
– Разве тебе не пора спать?
От его голоса, усиленного тишиной, по спине пробежала дрожь.
Нам было только по семнадцать, но в Ригеле ощущалось нечто странное, трудное для понимания. Яркая красота и острый ум, способные обворожить любого. Но кому какая от этого радость? Всякий очарованный им попадал в ловушку – Ригель словно создан для того, чтобы придавать форму людям, гнуть их как металл. Он пугал меня, потому что не был
Интересно, каким он станет, когда вырастет? Я представила на секунду и мысленно отшатнулась от жутковатого типа с ядовитым обаянием и глазами чернее ночи…
– Так и будешь на меня смотреть? – спросил он с сарказмом, прикладывая кубик льда к кровоподтеку на шее. Расслабленный, небрежный, властный, прогоняющий меня вон. Такой же, как всегда.
Прежде чем я смогла восстановить внутреннее равновесие и убежать от него, я произнесла:
– Почему?
Ригель приподнял бровь.
– Почему что?
– Почему всегда решаешь ты?
Он пристально посмотрел мне прямо в глаза, будто что-то осознавая в этот момент.
– Думаешь, в жизни что-то когда-нибудь зависело от меня? – медленно произнес он, выделяя тоном каждое слово и продолжая буравить меня взглядом.
– Да, – ответила я тихо, чувствуя, что от моей смелости не осталось и следа. – Это ты постарался, чтобы все так сложилось… В тот день ты играл на пианино.
Глаза Ригеля горели неприятным блеском.
– Играл ты, которого все всегда хотели усыновить и который никогда не позволял забрать себя из приюта!
Семейные пары наведывались в Склеп довольно редко. Они смотрели на детей, изучая их как бабочек в инсектарии, и больше внимания доставалось маленьким детям, ведь они намного симпатичнее, у них ярче окрас. Но потом замечали его – с чистеньким личиком, спокойного – и, кажется, забывали об остальных детях. Они как будто видели диковинную черную бабочку и замирали в восхищении от ее больших глаз и красивых бархатных крыльев. Любовались тем, как грациозно двигается этот мальчик в толпе неуклюжих детей.
Ригель – коллекционный экземпляр, единственный в своем роде. От него не веяло сиротством, как от других детей; он был окутан ореолом печали, которая ему очень подходила. Однако каждый раз, когда кто-то изъявлял желание его усыновить, Ригель, похоже, предпринимал все возможное, чтобы этому помешать. Делал пакости, убегал, капризничал. И в конце концов потенциальные родители уходили восвояси без ребенка, не подозревая, на что способны эти руки, скользящие по белым клавишам пианино.
Но в тот день он привлек к себе внимание, вместо того чтобы, как обычно, уйти в тень.
Почему?
– Тебе точно пора спать, бабочка, – сказал он тихим насмешливым голосом, – ты полусонная и уже ничего не соображаешь.
Вот что он делал! Он кусал меня словами. В этом весь Ригель. Он провоцировал меня, а потом унижал язвительной улыбкой, заставляя меня усомниться в своих словах, уничтожая уверенность в себе.
Мне надо презирать его – за его характер, внешность, привычку рушить все, к чему он прикасается. Надо конечно, но что-то внутри меня этому сопротивлялось. Мы с Ригелем выросли вместе, провели много лет за решеткой одной и той же тюрьмы. Я знала его с детства, почти каждый день видела его, поэтому, наверное, и не могла испытывать к нему презрение, как бы этого ни хотела. Странно, но я привыкла к Ригелю и в глубине души чувствовала к нему симпатию как к человеку, рядом с которым прошла большая часть моей жизни.