Творения, том 8, книга 1. Толкование на Евангелие от Иоанна.
Шрифт:
3. Но тогда ты слышишь: «дано», не думай, чтобы было раздаяние просто по жребию, а веруй, что получает тот, кто оказывается достойным принять. «С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним» (ст. 66). Не без причины евангелист не сказал: отошли, но: «идоша вспять» [31] . Этим Он показал, что они, отделившись (от Христа), прервали преуспеяние в добродетели и потеряли ту веру, которую прежде имели. Но с двенадцатью (учениками) этого не случилось. Поэтому Он и говорит им: «не хотите ли и вы отойти» (ст. 67)? — чем опять показывает, что не нуждается в их служении и послушании, и не за тем водит их с Собою. Иначе — стал ли бы Он спрашивать их так? Почему же Он не похвалил их? Почему не превознес? Частью для того, чтобы соблюсти приличное Учителю достоинство, а частью для того, чтобы показать, что Он этим способом скорее мог привлечь их к Себе. Если бы Он похвалил, то они могли бы подумать, что оказывают Ему услугу, и поддаться какой–нибудь немощи человеческой. Когда же показал, что не нуждается в их следовании за Ним, то этим более удержал их при Себе. И смотри, с какою мудростью Он говорит. Не сказал: отойдите, потому что это значило бы отгонять, но говорит вопросительно: «не хотите ли и вы отойти»? — чем и показывает, что Он устраняет всякое насилие и принуждение и хочет, чтобы они оставались при Нем не из–за какого–либо стыда, но по чувству благодарности. А тем, что не укорил их явно, но коснулся незаметно, Он показал, как должно любомудрствовать в подобных случаях. Но с нами бывает напротив, и это понятно, потому что мы все делаем ради своей славы. Поэтому и думаем, что наше благосостояние уменьшается, когда уходят служащие нам. Но Христос не стал ни льстить, ни отгонять, а только спросил. И это не потому, чтобы Он презирал учеников, но потому, что не хотел удерживать их при Себе силою и принуждением, — ведь оставаться по этой причине все равно, что и отойти. Что же Петр? «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (ст. 68, 69). Видишь ли, не слова Христовы были причиною соблазна, а невнимание, безпечность и неблагодарность слушателей? Если бы Он и не сказал (тех слов), они и тогда соблазнились бы и не успокоились бы, потому что непрестанно думали о пище телесной и были пригвождены к земле. Ведь вместе же с ними слушали и эти (апостолы); однако же высказали совсем не то, что они, говоря: «к кому нам идти»? Этот ответ обнаруживает великую любовь. Он показывает, что для них Учитель дороже всего — и отцов, и матерей, и имений, и что, оставив Его, они не могли бы уже найти, куда прибегнуть. Но чтобы не показалось, будто слова: «к кому нам идти» Петр сказал потому, что не было никого, кто бы принял их, он тотчас присовокупил: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». Другие внимали (словам Христовым) чувственно и с умствованиями человеческими; а они (апостолы) духовно, предоставляя все вере. Потому и Христос говорил: «слова, которые говорю Я вам, суть дух», т. е.: не предполагай, что учение, содержащееся в Моих словах, подлежит обыкновенному порядку вещей и тем законам, по которым все совершается. Предметы духовные не таковы: они не могут быть подчинены законам земным. На это и Павел указывает, говоря: «не
31
Это более точный славянский перевод, который в синод. представлен словом «отошли» — и. Н.
4. И смотри, с какою мудростью (поступил Христос)! Он и не открыл вполне предателя и не оставил его совсем неизвестным, чтобы он, с одной стороны, не сделался более безстыдным и упорным, а с другой, думая, что остается неизвестным, не отважился безстрашно на злодеяние. С этою–то целью, продолжая Свою беседу, изобличает его яснее. В самом деле, сначала Он включил и его в число прочих, сказав: «есть из вас некоторые неверующие». А что здесь Он разумел и предателя, это показал евангелист словами: «ибо от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его». Но так как Иуда остался при Нем, то Он изобличает его сильнее, говоря: «один из вас диавол», и, таким образом, наводит страх на всех вообще, желая прикрыть его. При этом справедливо может возникнуть недоумение: отчего теперь ученики не говорят ничего, а впоследствии приходят в страх и в недоумении смотрят друг на друга и спрашивают: «не я ли, Господи» (Мф. 26:22)? и Петр подает знак Иоанну, чтобы он узнал о предателе и спросил у Учителя, кто это (Ин. 13:24). Итак, какая тому причина? Петр тогда еще не слышал: «отойди от Меня, сатана» (Мк. 8:33), а потому и не имел никакого опасения. Когда же подвергся упреку, и не смотря на то, что говорил от великого расположения, не только не заслужил одобрения, но и услышал название сатаны, то при словах: «один из вас предаст Меня» (Ин. 13:21) справедливо уже убоялся. С другой стороны, и Христос теперь не говорит: «один из вас предаст Меня», а: «один из вас диавол». Потому они даже не поняли этих слов, а думали, что Он только укоряет за лукавство. Но для чего Он сказал: «не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол»? Чтобы показать, что Его учение чуждо лести. Так как в то время, когда все оставили Его, они одни остались при Нем и чрез Петра исповедали Его Христом, то, чтобы не подумали, что Он станет за это льстить им, Он удаляет их от такой мысли. Он как бы так говорит: ничто не может отклонить Меня от обличения людей злых; не думайте, что Я стану льстить вам за то, что вы остались при Мне, или что Я не буду обличать порочных, потому что вы последовали за Мной. К этому не склонит Меня и то, что гораздо сильнее могло бы склонить учителя. Кто сам собою остается при учителе, тот представляет тем свидетельство своей любви к нему; а избранный учителем почитается от людей несмысленных за безумного и отвергается ими. Но и это не удержит Меня от обличений. Между тем в этом и теперь язычники обвиняют Христа, но напрасно и неразумно: Бог никогда не делает людей добрыми чрез насилие и принуждение, и Его избрание призываемых не насильственное, но совершается чрез увещание. А чтобы тебе увериться, что призывая Он не насилует, смотри, сколько погибло людей званных. Отсюда видно, что в нашей воле — и спасение, и погибель.
5. Слыша это, научимся же всегда трезвиться и бодрствовать. Иуда был причтен к тому святому лику, сподобился столь великого дара, совершал чудеса (потому что и он вместе с прочими был послан воскрешать мертвых и очищать прокаженных), и не смотря на это, как скоро был порабощен тяжким недугом — страстью сребролюбия, предал и своего Владыку. И ничто не принесло пользы: ни благодеяния, ни дарования, ни пребывание со Христом, ни служение, ни омовение ног, ни общение в трапезе, ни хранение ковчежца; но это все обратилось даже в повод к его наказанию. Будем же бояться, чтобы и нам чрез сребролюбие не сделаться подражателями Иуде. Ты не предаешь Христа; но, когда презираешь нищего, истаивающего от голода или гибнущего от холода, навлекаешь на себя тоже осуждение. Также, когда мы недостойно приобщаемся тайн, мы погибаем наравне с христоубийцами. Когда похищаем, когда угнетаем бедных, то навлекаем на себя величайшее наказание, — и весьма справедливо. В самом деле, доколе будет так владеть нами любовь к настоящим вещам — излишним и бесполезным? А богатство и принадлежит к вещам излишним, от которых нет никакой пользы. Доколе нам не взирать не небеса, не трезвиться, не знать сытости в наслаждении этими земными и преходящими благами? Ужели мы не знаем из опыта их ничтожества? Представим себе бывших до нас богачей. Не сон ли все их блага? Не тень ли и цвет, не поток ли протекающий? Не повесть ли и басня? Вот такой–то был богат: где же теперь его богатство? Сгибло и истлело. А грехи, совершенные из–за него, и наказание за грехи — остаются. Но если бы даже и наказания не было и царства не предстояло, — и тогда следовало бы уважать (в бедном) одноплеменность и однородность с нами, и постыдиться того, что он подобострастен нам. Между тем мы кормим псов (многие же кормят и диких ослов, и медведей, и других разного рода зверей), а презираем человека, истаивающего от голода; таким образом, для нас чужое дороже родного и свое хуже того, что не наше и не родственно нам. Но не приятно ли, скажешь, строить великолепные дома, иметь множество рабов и, покоясь на ложе, смотреть на золотой свод? Да это излишне и бесполезно. Есть другие здания, гораздо великолепнее и лучше этих. Ими нужно увеселять свои взоры, — и никто тому не воспрепятствует. Хочешь ли видеть прекраснейший свод? Когда настанет вечер, смотри на небо, усеянное звездами. Но это, скажешь, не мой свод? Напротив, этот даже более твой, чем тот. Он для тебя и создан и принадлежит тебе наравне с твоими братьями. А тот не твой, но твоих наследников, после твоей смерти. Притом, этот (свод небесный) может принести величайшую пользу, потому что своею красотою возводит к Создателю; а тот причинит тебе величайший вред, сделавшись в день суда твоим грозным обвинителем, потому что он был облечен золотом, когда Христос не имел и необходимой одежды. Не будем же впадать в столь великое безумие; не станем гоняться за тем, что мимолетно, и убегать спасения, но станем держаться надежды на блага будущие, — старики, как верно знающие, что им не долго остается жить, — юноши, как вполне убежденные, что (и для них) немного остается времени, потому что день Господень придет, как тать. Ночью. Итак, зная это жены пусть умоляют мужей, мужья пусть убеждают жен, — будем учить юношей и дев, и все будем наставлять друг друга — презирать настоящие блага и искать будущих, чтобы и сподобиться их, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 48
«После сего Иисус ходил по Галилее. Приближался праздник Иудейский — поставление кущей» (Ин. 7:1, 2).
1. Ревнивость иудеев и неверие родственников Иисуса Христа. — 2. Иаков, брат Господень, первый епископ иерусалимский. — 3. Нужно подражать кротости и благости Иисуса Христа. — Нужно терпеливо сносить насмешки, неправды и оскорбления. — Гнев и его последствия. — Средства против него.
1. Нет ничего хуже зависти и злобы. Чрез них смерть вошла в мир. Когда диавол увидел человека в чести, то не вынес его благоденствия и сделал все, чтобы погубить его. Да и везде от этого корня можно видеть такой плод. Так и Авель убит: так и Давид едва не погиб; так и многие другие праведники. Также сделались христоубийцами и иудеи, на что и указал евангелист словами: «После сего Иисус ходил по Галилее», потому что не имел власти «по Иудее ходить, потому что Иудеи искали убить Его». Что ты говоришь, блаженный Иоанн? Не имел власти Тот, кто мог делать все, что хотел? Кто сказал: «кого ищете» (Ин. 18:4), и тем отбросил их назад, кто мог присутствовать и не быть видимым, — Тот не имел власти? Как же Он после явился между ними и среди храма, во время праздника, при народном собрании, и в присутствии убийц беседовал с ними о том, что наиболее их раздражало? Этому и они удивлялись, говоря: «не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему» (ст. 25, 26). Что же это за загадочные слова? Нет, евангелист сказал это не с тем, чтобы мы сочли его слова загадочными, но чтобы показать, что Христос обнаруживал и свойства божества и свойства человечества. Таким образом, когда он говорит, что Христос не имел власти, то выражается о Нем, как о человеке, так как Он многое делал и по–человечески; а когда говорит, что Он стоял среди их, и они не удержали Его, то, очевидно, указывает на силу Его божества. Они и убегал, как человек и являлся, как Бог, будучи истинно тем и другим. Что злоумышленники не могли удержать Его, когда Он был среди них, это показывало Его неодолимость и непобедимость; а что Он уклонялся, этим подтверждал Он Свое воплощение и удостоверял в нем, чтобы ничего не могли сказать ни Павел Самосатский, ни Маркион, ни зараженные их недугом. Итак, этим Он заграждает уста всем. «После сего был праздник Иудейский — поставление кущей». Выражение: «после сего» означает не другое что, как то, что (евангелист) для краткости опустил много времени, протекшего между двумя событиями. И это видно из того, что, когда Христос сидел на горе, тогда был праздник Пасхи (Ин. 6:3, 4), а теперь (евангелист) упоминает о празднике Кущей. Таким образом, из событий в течение пяти месяцев он ни о чем другом нам не рассказал и ничего иного не передал, кроме чуда над хлебами и беседы к народу, евшему хлебы. Между тем Христос постоянно совершал чудеса и беседовал не только днем и вечером, но часто и ночью. Так, например, ученикам, по сказанию всех евангелистов, Он предстал ночью. Отчего же они опустили те события? Оттого, что невозможно было всего пересказать. К тому же они старались особенно говорить о том, из–за чего могло возникнуть со стороны иудеев какое–либо порицание или противоречие. Событий, подобных тем (которые опущены), было много, и потому евангелисты, написав много раз, что Христос и больных исцелял, и мертвых воскрешал, и возбуждал удивление, иногда об этом и не говорят. Но когда им предстояло говорить о чем–либо необычайном, или рассказывать что–нибудь такое, что могло бы, по–видимому, служить для Него порицанием, об это они повествуют. Так, вот и теперь евангелист замечает, что братья Его не веровали в Него, хотя в этом обстоятельстве заключается не мало поносного для Него. Подлинно достойно удивления правдолюбие евангелистов, как они не стыдятся говорить о том, что, по–видимому, служит к поношению Учителя, и даже стараются больше повествовать об этом, чем о чем–либо другом. Потому–то теперь и Иоанн, пройдя молчанием многие — и знамения, и чудеса, и беседы Христовы, тотчас приступил к следующему. «Тогда», говорит, «братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь» (ст. 3). «Ибо никто не делает чего–либо втайне, и ищет сам быть известным. Яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него» (Ин. 7:4, 5). Какое же, скажешь, здесь неверие, когда они просят Его творить чудеса? Даже и очень большое. Неверие выражается и в их словах, и в их смелости, и в их неуместном дерзновении. Они думали, что им, как родственникам, можно свободно говорить с Ним. Их просьба, по–видимому, дружеская, но в словах много обидного: ими они упрекают Его и в малодушии и в славолюбии. Сказав: «никто не делает чего–либо втайне», они тем обвиняют Его в малодушии и вместе выражают подозрение к Его делам, а присовокупив: «ищет быть известным», упрекают в славолюбии.
2. Но ты обрати внимание на силу Христову. Из числа говоривших это один был впоследствии первым иерусалимским епископом, именно блаженный Иаков, о котором и Павел говорит: «другого же из Апостолов я не видел [никого], кроме Иакова, брата Господня» (Гал. 1:19). Говорят также, что и Иуда сделался достойным удивления. Хотя они и присутствовали в Кане, когда вода была претворена в вино, однако же от того не приобрели еще никакой пользы. Отчего же у них такое неверие? От худого расположения души и зависти: сродникам знаменитым как то обыкновенно завидуют сродники не столько знаменитые. Кого же они здесь называют учениками? Народ, следовавший за Христом, а не двенадцать (апостолов). Что же Христос? Смотри, как кратко Он отвечал. Не сказал: вы кто таковы, что даете Мне такие советы и учите Меня? А что? «Мое время еще не настало» (ст. 6). Мне кажется, здесь Он намекает и на нечто другое. Быть может, они из зависти замышляли даже предать Его иудеям, а потому, обнаруживая это, Он и говорит: «Мое время еще не настало», т. е. время креста и смерти. Зачем же прежде времени вы торопитесь убить Меня? «А для вас всегда время». Как бы так говорил: хотя бы вы постоянно обращались с иудеями, они не умертвят вас, потому что вы ревнуете о том же, о чем и они; а Меня они готовы немедленно убить. Таким образом, для вас всегда есть и время — не подвергаясь опасности, обращаться с ними; а для Меня время будет тогда, когда настанет время креста, когда Мне нужно будет умереть. А что Он действительно это разумеет, видно из следующих затем слов: «вас мир не может ненавидеть» (ст. 7). Как он может ненавидеть тех, кто одного с ним желает и одного домогается? «А Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы», т. е. Меня ненавидит за то, что Я укоряю и обличаю. Научимся отсюда удерживаться от гнева и не сердиться, когда нам что–либо советуют и люди незначительные. Если Христос с кротостью перенес совет людей неверовавших, которые советовали то, чего не следовало советовать, и советовали не от доброго расположения, то какое мы получим прощение, мы — земля и пепел, если будем негодовать на советников, когда они хотя немного ниже нас, считая их советы недостойными нас? Вот смотри, с какою кротостью Христос отстраняет от Себя их обвинение. На их слова: «яви Себя миру», Он говорит: «вас мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит», и этим уничтожает их обвинение. Не только, говорит, Я не ищу славы у людей, но и непрестанно обличаю их, хотя и знаю, что это рождает ненависть ко Мне и готовит мне смерть. Когда же, скажешь, Он обличил? Но когда же и переставал обличать? Не говорил ли Он: «не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем: есть на вас обвинитель Моисей» (Ин. 5:45); еще: «знаю вас: вы не имеете в себе любви к Богу» (Ин. 5:42); и еще: «как вы можете веровать, когда» от человек «принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете» (Ин. 5:44)? Видишь ли, как всем этим Он показал, что ненависть к Нему происходила от Его открытых обличений, а не от нарушения субботы? А для чего Он посылает их на праздник, говоря: «вы
3. Научимся же из сказанного уступчивости и кротости Спасителя: «научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29), — и отвергнем всякую гневливость. Восстанет ли кто против нас, — мы будем смиренны. Станет ли кто поступать с нами нагло, — мы будем услужливы. Будет ли кто язвить и терзать нас насмешками и ругательствами, — не будем отвечать тем же, чтобы мщением за себя не погубить себя. Гнев есть зверь, зверь жестокий и лютый. Чтобы укротить его, будем припевать себе стихи из божественного Писания и говорить: «прах ты» и «пепел» (Быт. 3:19; 18:27), и: «что гордится земля и пепел» (Сир. 10:9), также: «движение гнева есть падение для человека» (Сир. 1:22), и еще: «муж гневливый не благовиден» (Прит. 11:25). Подлинно нет ничего хуже, ничего безобразнее гневного лица; если же — лица, то тем более — души. Как тогда когда разрывают грязь, обыкновенно бывает зловоние, так и тогда, когда душа возмущается гневом, появляется великое безобразие. Но не могу, скажешь, вынести поношения от врагов. Отчего же, — скажи? Если враг сказал правду, то, еще прежде его, тебе самому следовало бы укорить себя, и ты должен благодарить его за обличение; если же ложь, не обращай на то внимания. Он назвал тебя нищим, — посмейся этому. Назвал низким или бессмысленным, — пожалей о нем, потому что, кто скажет «брату своему: «безумный», подлежит геенне огненной» (Мф. 5:22). Итак, когда кто станет поносить тебя, помысли о том наказании, которому он подлежит, — и не только не будешь гневаться, но и прольешь слезы. Никто не сердится на одержимых лихорадкой или горячкой, но все жалеют о подобных людях и плачут. А такова и душа разгневанная. Если же хочешь и отомстить, смолчи, — и тем нанесешь врагу смертельный удар. Если же будешь отвечать на укоризну укоризною, то зажжешь огонь. Но присутствующие, скажешь, будут обвинять в малодушии, если стану молчать. Не в малодушии будут обвинять, а подивятся любомудрию. Если же ты, подвергшись поношению, станешь огорчаться, то чрез это будешь поносить сам себя, потому что заставишь думать, что сказанное о тебе справедливо. Отчего, скажи мне, богач смеется, кода слышит, что его называют нищим? Не оттого ли, что не сознает за собою нищеты? Так и мы, если на бранные слова будем отвечать более смехом, чрез то представим величайшее доказательство, что мы не сознаем за собою того, в чем укоряют нас. Притом же, доколе нам бояться суждений людских? Доколе презирать общего всем Владыку и прилепляться к плоти? «Если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы» (1 Кор. 3:3)? Будем же духовными и обуздаем этого страшного зверя. Между гневом и бешенством, нет никакого различия; гнев есть тоже беснование, только временное, или даже и хуже беснования. Бесноватый может еще получить прощение; а гневающийся подвергнется тысяче мучений, как добровольно стремящийся в бездну погибели. Да и прежде будущей геенны, он уже здесь терпит наказание, так как во всю ночь и во весь день носит в помыслах души своей непрестанное смятение и незатихающую бурю. Итак, чтобы избавиться и наказания в жизни настоящей и мучения в будущей, отринем эту страсть и будем выказывать всякую кротость и уступчивость. Чрез это мы обретем покой нашим душам и здесь и в царствии небесном, которого и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 49
«Сие сказав им, остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел на праздник не явно, а как бы тайно» (Ин. 7:9, 10).
1. Иисус Христос поступал иногда по человечески, чтобы дать нам наглядный пример. — 2. Объявление Им о своем равенстве Богу–Отцу и ярость иудеев. — 3. Обвинение Его в нарушении субботы. — Значение добродетели в этой и будущей жизни.
1. Когда Христос совершал что–либо, как человек, то совершал не для уверения только в Своем воплощении, но и для научения нас добродетели. Если бы Он всегда поступал, как Бог, то откуда могли бы мы узнать, что нам должно делать в затруднительных обстоятельствах? Если бы, например, и в настоящем случае, когда иудеи дышали убийством, Он вдруг предстал среди них и удержал их порыв, и если бы так поступал всегда, то мы, не имея возможности сделать тоже, между тем находясь в подобных обстоятельствах, откуда могли бы узнать, как нам должно поступить? Следует ли тотчас же умереть, или нужно что–нибудь предпринять, чтобы придать делу благоприятный оборот? Итак, поскольку мы, не имея равных (с Ним) сил, не знали бы, что нам делать в трудных обстоятельствах, то Он Своим примером научает нас и этому. «Сие», сказано, «сказав им» Иисус «остался в Галилее. Но когда пришли братья Его, тогда и Он пришел не явно, а как бы тайно». Слова: «пришли братья Его» показывают, что Он не хотел идти с ними. Поэтому и остался там, где был, и не явил Себя, хотя братья некоторым образом и побуждали Его к тому. Но отчего Он, беседовавший всегда явно, теперь идет на праздник как бы тайно? (Евангелист) не сказал: тайно, но: «как бы тайно», — оттого, что надлежало через это научить нас устраивать наши дела. А кроме того, не все равно было для Него — явиться ли среди иудеев в то время, когда они кипели и пламенели от гнева, или после, при окончании праздника. «Иудеи же искали Его на празднике и говорили: где Он» (ст. 11)? Прекрасные поистине дела у них в праздничные дни! Порываются к убийству и совещаются на празднике схватить Его. Так говорят они и в другом месте: «как вы думаете? не придет ли Он на праздник» (Ин. 11:56)? и здесь: «где Он»? От чрезмерной ненависти и вражды не хотели назвать Его по имени. Великое уважение к празднику, великое благоговение! Хотели уловить Его в самый праздник. «И много толков было о Нем в народе» (ст. 12). Мне кажется, что их раздражало самое место совершения чуда, и что они в одно и то же время и свирепели и боялись, но не столько негодовали из–за прежнего чуда, сколько опасались, чтобы Он не совершил чего–либо подобного. Но вышло совсем иначе: они сами, против воли, сделали Его известным. «Одни говорили, что Он добр; а другие говорили: нет, но обольщает народ» (ст. 12). Первое, я думаю, — мнение народа, а последнее — князей и священников, потому что клеветать было свойственно их зависти и злобе. «Обольщает», говорят, «народ». Но каким образом, скажи мне? Разве Он совершает чудеса призрачные, а не действительные? Но опыт свидетельствует противное. «Никто не говорил о Нем явно, боясь Иудеев» (ст. 13). Видишь ли, начальники — люди развращенные, а подначальные хотя и здраво судят, но лишены надлежащего мужества, которого преимущественно недостает у народа? «Но в половине уже праздника вошел Иисус в храм и учил» (ст. 14). Чрез промедление Он сделал их внимательнее. Те, которые искали Его в первые дни праздника и говорили: «где Он»? теперь, увидев Его неожиданно перед собою, смотри, как поспешили к Нему и старались внимать Его словам, — и те, которые называли Его добрым, и те, которые не считали таким, — одни, чтобы получить пользу и подивиться, другие, чтобы схватить Его и задержать. Говорили же они: «обольщает народ», вследствие Его учения о догматах, так как не понимали того, что Он говорил; а — «Он добр», вследствие Его чудес. Итак, Он предстал пред ними, после того как утишил их ярость, чтобы они внимательно могли выслушать Его слова, когда гнев не заграждал уже их слуха. Чему Он учил, евангелист того не сказал; говорит только, что Он учил дивно, что пленил их и произвел в них перемену: такова была сила Его слов! Те, которые говорили: «обольщает народ», теперь, переменившись в своих мыслях, дивились Ему и потому говорили: «как Он знает Писания, не учившись» (ст. 15)? Видишь ли, как евангелист показывает, что и здесь их удивление было полно злобы? Не сказал, что они дивились учению, или что принимали слова Его; но просто: «дивились», т. е. приходили в изумление и в недоумении говорили: «откуда у Него это» (Мк. 6:2)? Между тем это недоумение должно было привести к сознанию, что в Нем не было ничего человеческого. Но так как этого они не хотели исповедать, но ограничивались только удивлением, то послушай, что говорит сам Христос: «Мое учение — не Мое» (ст. 16). Опять отвечает на их тайную мысль, обращая их к Отцу и желая тем заградить им уста. «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (ст. 17). Эти слова значат вот что: отриньте от себя злобу, гнев, зависть и ненависть, которую напрасно питаете против Меня, и ничто не помешает вам познать, что Мои слова — поистине слова Божии. Теперь эти страсти омрачают вас и искажают в вас правильное и светлое суждение. А если исторгнете их из себя, то уже не будете подвергаться этому. Но Христос так не сказал, потому что этим слишком уязвил бы их; а все это прикровенно выразил в словах: кто творит волю Его, «тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю», т. е., или Я возвещаю что–либо чуждое, и новое, и противное, потому что выражение: «от Себя» всегда употребляется в следующем значении: Я не говорю ничего неугодного Богу, но чего хочет Отец, того — и Я. Если «кто волю Его» творит, «тот узнает о сем учении». Что значит: если кто волю Его творит? Значит: если кто любит жизнь добродетельную и хочет быть внимательным к пророчествам, чтобы видеть, сообразно ли с ними Я говорю, или нет, тот уразумеет силу Моих слов.
2. Как же (Его учение есть) Его и не Его? Он не сказал: это учение не Мое, но сказав прежде: «Мое», и таким образом усвоив его Себе, потом уже присовокупил: «не Мое». Как же одно и тоже может быть и Его и не Его? Его, потому что Он говорил не как наученный; не Его, потому что оно было учение Отца. А как же Он говорит: все Отчее — Мое, и все Мое — Отчее (Ин. 17:10)? Если оно потому не Твое, что оно Отчее, то те слова (все Отчее — Мое) будут ложны, так как поэтому самому оно должно быть Твое. Но слова: «не Мое» весьма ясно показывают, что Его учение и учение Отца — одно и тоже. Он как бы так говорил: (Мое учение) ничуть не отлично (от учения Отца), как учение другого (лица). Хотя во Мне ипостась и другая, но Я и говорю и делаю так, что нельзя подумать, будто Я говорю и делаю что–либо отличное от Отца: Я говорю и делаю тоже самое, что — и Отец. Потом присовокупляет и другое неопровержимое умозаключение, выставляя на вид нечто человеческое и научая примером из обыкновенной жизни. Что же это такое? «Говорящий сам от себя ищет славы себе» (ст. 18), т. е., кто хочет ввести свое какое–либо учение, — хочет не для чего другого, как для того, чтобы чрез то приобрести себе славу. Если же Я не хочу снискивать Себе славу, то для чего Мне желать вводить Свое какое–либо учение? «Говорящий сам от себя», т. е. высказывающий нечто свое и отличное, говорящий для того, чтобы приобрести себе славу. Если же Я ищу славы Пославшего Меня, то для чего Я стал бы учить другому? Видишь ли, что была некоторая причина, почему Он и там говорил, что не делает ничего сам от Себя (Ин. 5:30)? Какая же это причина? Та, чтобы уверить, что Он не ищет славы у людей. По этой же причине, говоря о Себе смиренно, Он произносит: Я ищу славы Отца, и таким образом везде хочет убедить их, что Он не желает славы (человеческой). А почему Он выражается смиренно, на это много есть причин, как то: чтобы не подать о Себе мысли, что Он не рожден или богопротивен, чтобы уверить, что Он облечен плотью, чтобы снизойти к немощи слушателей, чтобы научить людей быть скромными и не говорить о самих себе ничего великого. Когда же Он выражается о Себе возвышенно, то на это можно найти только одну причину — величие Его естества. Но если (иудеи) соблазнились и тем, что Он сказал: «прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8:58), то чего не случилось бы с ними, если бы они постоянно слышали речи возвышенные? «Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня» (ст. 19)? Какую, скажешь, связь, или что общего имеют эти слова с преждесказанными?
Два обвинения возводили на Него иудеи: одно, что разорял субботу, другое, что Бога называл Отцом Своим, делая Себя равным Богу. А что это было не их мнение, а мысль Его самого, и что Он называл Бога Своим Отцом не так, как другие, но в смысле отличном и особенном, это видно из следующего. Многие часто называли Бога своим Отцом, например: «не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас» (Мал. 2:10)? Однако же от этого люди не были равны Богу. Потому–то, слыша эти слова, (иудеи) и не соблазнялись. Притом, как тогда, когда они говорили, что Он не от Бога, Он неоднократно вразумлял их и как оправдывал Себя в нарушении субботы, так и теперь, если бы то было их мнение, а не мысль Его самого, Он исправил бы его и сказал: зачем вы считаете Меня равным Богу, — Я не равен. Но Он ничего такого не сказал, а даже напротив и дальнейшими совами доказал, что Он равен Богу. Слова: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын» (Ин. 5:21); и: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (Ин. 5:23); и: «что творит Он, то и Сын творит также» (Ин. 5:19), — все эти слова доказывают Его равенство. И о законе Он также говорит: «не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков» (Мф. 5:17). Так Он обыкновенно исторгает из их ума несправедливые о Нем мнения. Здесь же не только не опровергает мнения о равенстве Его с Отцом, но еще и утверждает его. Поэтому же и в другом месте, когда они сказали: «делаешь Себя Богом» (Ин. 10:33), Он не отверг этого мнения, а напротив подтвердил, сказав: «чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди» (Мф. 9:6). Итак, сначала Он говорил против того их обвинения, что Он делает Себя равным Богу, показывая, что Он не только не богопротивен, но и говорит одно и тоже и учит тому же самому, чему и Бог. А теперь Он уже приступает к обвинению в нарушении субботы, говоря: «не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону»? Он как бы так говорил: закон предписывает: «не убивай», а вы убиваете и еще обвиняете Меня, как преступающего закон! А почему Он сказал: «никто»? Потому, что все искали Его убить. Если же Я, говорит, и нарушил закон, то для спасения человека; а вы преступаете его для злодеяния. Если Мой поступок и был нарушением закона, то он совершен для спасения, и вам, которые преступаете важнейшие заповеди, не следовало судить Меня, потому что ваше преступление есть разрушение всего закона. Вслед затем Христос вступает с ними в состязание; и хотя много беседовал об этом и прежде, но тогда возвышеннее и согласно с Своим достоинством, а теперь смиреннее. Почему же так? Потому, что не хотел часто раздражать их: теперь они и без того пламенели гневом и порывались к убийству. Поэтому Он и старается убедить и успокоить их двумя следующими доводами: во–первых, обличает их дерзкое покушение, говоря: «за что ищете убить Меня», и присовокупляя с кротостью: «Человека, сказавшего вам истину» (Ин. 8:40); а во–вторых, показывает, что они, дыша убийством, недостойны судить другого. Но ты обрати внимание на смирение, с каким спрашивает Христос, и на дерзость, с какою они отвечают. «Не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя» (ст. 20)? Это — слова гнева и ярости, вылившиеся из их души, потерявшей всякий стыд и крайне смущенной от неожиданного обличения в том, о чем они думали. Как разбойники, распевающие во время своих замыслов, когда хотят застать врасплох того, против кого злоумышляют, делают это молчаливо, так — и иудеи. Но Христос не обличает их за это, чтобы не сделать их еще более безстыдными, и опять начинает оправдываться в нарушении субботы, заимствуя Свои доводы против них от закона.