Творения
Шрифт:
Если перевод, сделанный Семьюдесятью толковниками сохранился в чистоте, излишне тебе, мой Хроматий, святейший и ученейший из епископов, просить меня перевести еврейские книги на латинский язык. Ибо то, что некогда наполняло слух людской и укрепляло веру новорожденной Церкви, было бы справедливо поддержать нашим молчанием. Но теперь, когда по разным областям блуждает множество вариантов, и тот подлинный перевод искажен и испорчен, ты доверяешь нашему суждению или выбрать из множества то, что истинно, или совершить новыйт труд на замену прежнему и насмехающимся иудейским воронам, как говорится, «выколоть глаза» [288] . Александрия и Египет хвалят как автора списков Семидесяти своего Есихия, Константинополь и Антиохия принимают списки мученика Лукиана, а в палестинских провинциях читают те списки, переработанные Оригеном, что распространяли Евсевий и Памфилий; и так это троякая разница разделяет между собою весь мир. И разумеется, Ориген не просто сопоставил четыре издания,
288
Латинская поговорка, имеющая ввиду обычную крайнюю осторожность и сообразительность ворон.
Я еще не решил, что труднее: сделать то, что вы просите, или отказать вам в этом; ибо и нет смысла отказывать вам в вашей настоятельной просьбе, и огромность возлагаемого на меня труда такова, что под этою ношей легче свалиться, нежели поднять её. Тут же подступит пристрастие завистников, которые считают необходимым поносить всё, что мы пишем; обличаемые собственною совестью, они прилюдно раздирают то, что читают скрытно, принуждая меня восклицать: «Господи, освободи душу мою от уст нечестивых и языка завистников. «Вот уже третий год вы пишете и пишете, чтобы я перевел вам с еврейского книгу Ездры, как будто нет у вас ее греческих и латинских переводов, или как если бы всё, что мы переводим из этих книг, не подвергалось тотчас же публичному оплеванию. «Безплодно пытаться, — как сказал некто, — утруждаться ради того, чтобы снискать всеобщую ненависть, есть признак крайнего безумия». Посему молю вас, мои Домнион и Рогатиан, довольствуясь домашним чтением, не выносите эту книгу на публику и не предлагайте утомительной пищи тем, кто ни судить, ни сам что–либо сделать не может. Если есть кто из братьев, кто не отвращается от наших писаний, тем давайте экземпляр, увещевая их четко и раздельно переписывать еврейские имена, коих в этом томе великое изобилие. Ибо ни к чему исправлять книгу, если исправленное не сохраняет тщательность переписчиков.
Пусть никто не возмущается тем, что нами переведена всего лишь одна книга; ибо и у евреев слова Ездры и Неемии сведены в одну книгу; те, которых у них нет и не считаются среди двадцати четырех, по числу старцев, следует отбрасывать. Если же кто вам противопоставит Семьдесят толковников, коих самое растерзанное и разбросанное множество экземпляров говорит само за себя, поскольку не может то, что разнится между собою, быть утверждением истины, пошлите их к Евангелию, в коем есть много такого, что взято из Ветхого Завета и чего нет у Семидесяти, как это: «Ибо Назареем наречется», и: «из Египта воззвал Я Сына Моего», и: «воззрят на Того, Кого пронзили», и многое другое, что мы сохраняем для более объемного труда; и узнайте у таковых, где это написано, а когда они не смогут ответить, прочтите им из тех экземпляров, что мы недавно перевели и которыми ежедневно посрамляется язык проклятых.
Но, подходя к завершению, скажу, что приносимое мною, есть безусловно наивернейшее. Я издал то, чего нет по гречески или же то, что есть не так, как переведено мною. Отчего бранить переводчика? Пусть спрашивают у евреев, и по словам самих писателей либо дают веру моему переводу, либо нет. Ибо иное дело — проклинать меня, как говорится, с закрытыми глазами и не следовать рвению и благонастроенности греков, которые после Семидесяти толковников уже при сиянии Христова Евангелия с любопытством читают еврейских и евионитских толкователей ветхого закона,
Хроматию и Илиодору епископам привет о Господе!
Я не перестаю удивляться настойчивости ваших требований. Вы требуете, чтобы я перевел на латынь написанную на халдейском языке книгу, а именно книгу Товит, которую евреи, отделив от перечня божественных Писаний, причисляют к Агиографам. Я сделал по вашему желанию, но без охоты. Ибо ученые евреи обличают нас, обвиняя в том, что мы передаем в слух латинян то, чего нет у них в каноне. Но рассудив, что лучше презреть суд фарисеев и угодить требованию епископов, я решил потрудиться по мере сил, и поскольку халдейский язык близок еврейскому, я нашел человека, весьма сведущего в обоих наречиях, посвятил этой работе один день, и то, что он передал мне по еврейски, пригласив писца, выразил по латыни.
Ваши молитвы да будут мне платою за этот труд, который вы соблаговолили потребовать от меня и который я с благодарностью приношу вам.
У евреев Книга Юдифь читается среди Агиографов; её авторитет весьма низок при разрешении спорных вопросов. Всё же, написанная халдейским языком, эта книга причисляется к историческим. Но поскольку пишут, что эту книгу причислил к Священному Писанию Никейский собор, я согласился исполнить вашу просьбу, или даже истязание и, отложив занятия, коими был сильно задавлен, посвятил ей одну безсонную ночь, переводя скорее по смылу, нежели слово в слово. Я отбросил множество крайне испорченных списков и перевел на латынь только то, в чем мог найти осмысленное содержание.
Примите вдову Юдифь, образчик целомудрия, и провозвестите о ней вечными торжественными похвалами. Достойною подражания не только женам, но и мужам её сделал Тот, Кто в воздаяние за ее целомудрие даровал ей таковую силу победить непобежденного никем из мужей и преодолеть непреодолимого.
Книга Эсфирь явно испорчена различными переводчиками. Вынув ее из еврейских архивов, я перевел её как можно более слово в слово. Распространенное ее издание [289] выдает следы множественных добавлений, подобных тем, которые обычно измышляют школяры, излагающие заданную тему, как например, какими словами мог выражаться тот, кто причинил обиду или тот, кто её претерпел.
289
«Vulgata».
Вы же, о Павла и Евстохий, поскольку усердно стремитесь проникнуть в еврейские книгохранилища и поддерживаете состязания переводчиков, держа еврейскую книгу Эсфири, рассмотрите в нашем переводе каждое слово, дабы видеть, что я ничего не умножил добавлением, но перевел еврейскую историю на латинский язык так, как она записана на еврейском. Мы не стремимся к похвалам человеческим и не страшимся хулы. Стараясь угодить Богу, мы нимало не боимся человеческих угроз, «ибо рассеет Бог кости тех, кто желает угодить человекам» и, по слову Апостольскому, «не могут быть рабами Христовыми».
NB: После 10, 3 в тексте перевода стоит: «То, что имеется в еврейском, я изложил здесь с полною искренностью. То же, что следует далее, я нашел в распространенном издании, на греческом языке и греческим письмом, и все же по окончании книги прилагается эта глава, которую мы, по нашему обыкновению, отмечаем галочкой». Затем, после последнего, 5–го, стиха 12–й главы: «Доселе вступление. То, что идет следом, мы нашли только в распространенной (vulgata) книге, где написано: «И расхитили их добро или имущество»".
Я принужден отвечать за каждую книгу божественного Писания моим противникам, вменяющим мои переводы в презрение к Семидесяти толковникам, как будто у греков Аквила, Симмах и Феодотион не переводили когда дословно, когда по смыслу, когда соединяя оба эти рода перевода, и будто не весь свод Ветхого Свидетельства Ориген разделил обелой и астериском, прибавляя либо от себя, либо от Феодотиона к старому тексту, указывая, что прежде этого не было. Посему пусть научатся мои гонители принимать целиком всё, что приняли частями, или пусть мой перевод исцарапают своими астерисками. Ибо не может быть того, чтобы приняв многие вставки, не признавать, что в иных местах эти вставки ошибочны, особенно в книге Иова, из коего пропадет большая часть, если отнять всё, отмеченное астериском. Так обстоит дело именно у греков. Кроме того, у латинян уже были семьдесят или восемьдесят стихов, изданных до того, как мы недавно издали перевод под астериском и обелою, и эта книга, обрезанная, разодранная, исковерканная, являет свое безобразие читающим ее публично.