Творения
Шрифт:
П. Но по справедливости останется в недоумении изучающий Христианскую науку относительно того, что за смысл этого прикровенного места и к чему оно клонится. Изъясни это, так как я желаю научиться.
К. Я скажу тебе о сем, как могу. Ты же, в свою очередь, если я уклонюсь от (надлежащего) пути, будь снисходителен; ибо это место закона очень трудно и прикровенный смысл его неясен.
П. Согласен.
К. Так как голова тела, Палладий, служит для нас образом ума (ибо так принимается в Божественном и Священном Писании): то возникающие естественно из него и в нем мысли, которыми мы руководимся в познании о всем существующем, мы уподобляем волосам на голове; ибо они вырастают у нас из головы.
П. Это я запомню.
К. Следовательно и ум наш бывает, так сказать, не острижен и украшен волосами для Бога, когда полон благих мыслей. Наоборот, он обнажен и лишен волос и недугует бесчестнейшею плешью, если не имеет правых понятий о Боге и не обогатит себя превосходнейшим познанием о всем, что должно делать.
П. Правда. Это раскрываемо было нами и недавно.
К. Итак, прежде пришествия Спасителя призван был к богопознанию чрез Моисея Израиль. Поэтому он и освящаем был. Давал он Богу некоторым образом и обет чистоты: ибо, что он будет хранителем закона, это он открыто обещал на горе Хориве, говоря так: «все, что сказал Господь, сделаем» (Исх. 24, 3). Таким образом он имел
П. Каким образом ты утверждаешь это?
К. Разве не ясно и не открыто восклицает наученный в законе Павел, говоря об оной древней и подзаконной славе: «Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере» (Флп.3, 7–9).
П. Это я знаю.
К. Порицает он также и других за то, что чтили обрезание по закону после явления таинства Христова: «остались, — говорит, — без Христа, отпали от благодати, а мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры» (Гал.5, 4–5). Говорит он еще и то, что древняя оная заповедь стала бесполезною и несвободна от укоризны, и что вместо нее введена другая, то есть евангельская.
П. Правда.
К. Итак, указывает не недействительность наставления в законе загадочное повеление, чтобы давший обет Израиль стригся, как подвергшийся осквернению над мертвецом, то есть как повинный в преступлении убийства Господа, и чтобы посвящал Богу как бы другие волосы после осмого дня, то есть по воскресении, — разумею тщательное и утонченное образование и научение в Евангельских заповедях. Возращающему волосы, по наступлении осмого дня, закон повелел приносить горлиц и голубей (Чис.6, 10), как бы и этим делая указание на очищающего оскверненных, то есть Христа; потому что обоими Он указуется: горлицею, как благогласнейший, и голубем, как кротчайший, между тем как закон и косноязычен, и не имеет кротости, ибо тотчас же налагает наказание на согрешающих. Вместе с птицами приносится также и агнец (Чис.6, 12), чтобы во всем разумеваем был Христос: в птицах, как сошедший свыше и с небеси, а в агнце, как снизу и от земли; ибо «Слово», будучи Богом по естеству, «стало плотию» (Ин. 1, 14). Но и при этом Оно было и есть Бог; Оно избавляет нас от сени законной и влагает в сердца всех ведение заповедей Его, и соделывает истинно святыми, очищая своею «кровию», по Писаниям (Рим. 5, 9).
П. Это так.
К. Если же, сказано хорошо исполнен будет обряд обета растящим волосы после осмого дня, тогда он совершен да будет. А каким образом это должно быть, о том Бог законополагает, говоря: «И вот закон о назорее, когда исполнятся дни назорейства его: должно привести его ко входу скинии собрания, и он принесет в жертву Господу одного однолетнего агнца без порока во всесожжение, и одну однолетнюю агницу без порока в жертву за грех, и одного овна без порока в жертву мирную, и корзину опресноков из пшеничной муки, хлебов, испеченных с елеем, и пресных лепешек, помазанных елеем, и при них хлебное приношение и возлияние; и представит [сие] священник пред Господа, и принесет жертву его за грех и всесожжение его; овна принесет в жертву мирную Господу с корзиною опресноков, также совершит священник хлебное приношение его и возлияние его; и острижет назорей у входа скинии собрания голову назорейства своего, и возьмет волосы головы назорейства своего, и положит на огонь, который под мирною жертвою; и возьмет священник сваренное плечо овна и один пресный пирог из корзины и одну пресную лепешку, и положит на руки назорею, после того, как острижет он голову назорейства своего; и вознесет сие священник, потрясая пред Господом: эта святыня — для священника, сверх груди потрясания и сверх плеча возношения. После сего назорей может пить вино. Вот закон о назорее, который дал обет, и жертва его Господу за назорейство свое, кроме того, что позволит ему достаток его; по обету своему, какой он даст, так и должен он делать, сверх узаконенного о назорействе его» (Чис.6, 13–21). Отложив как бы какое бремя, грубую оболочку Моисеева письмени и освободив ум, как бы от некоторых длинных и весьма густых волос, — от служения в образе и сени, обязавшийся Богу обетом чистоты, имея как бы вновь выросшие волосы, — истинно чистым творящее ведение и наставление в данных Христом заповедях, будет свят и священен, а сверх того и достоприятен. Вознесет же он себя самого в воню благоухания Богу и посвятит Ему как бы приятную жертву, славную и безукоризненную красоту своего жительства: ибо «да приведет, — сказано, — дар свой, агнца единолетна во всесожжение и еще агницу греха ради», а также «и овна» для жертвы «спасение, и кош опресноков», пропитанных «елеем, и опресноки помазаны елеем». Под агнцем справедливо разуметь можно младенчество во Христе приносящего жертву, а под овном — совершенство ума, равно как и плодоношения; ибо сказано: «Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1 Кор. 14, 20). В средине же этих жертв полагается агница «греха ради», — в чем опять нам легко усмотреть, что и жизнь людей очень чистых, проводящих ее в простоте и незлобии, во Христе разумеваемом, и совершенным по здравости ума, не всецело непорочна, а во всяком случае нуждается в очищении. Всецелой безукоризненности не может стяжать никто, и только Еммануилу предоставлено и присвоено, как Ему принадлежащее, право сказать: «ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14, 30). Итак, в агнце, агнице и овне всякий может усмотреть то, что я сказал: в хлебах же не заквашенных указуется бесхитростная и чистая жизнь, ибо и премудрый Павел пишет к освященным: «очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор. 5, 7). А в опресноках указуется приятность и как бы сладость жизни святых. Таким образом мы самих себя принесем в жертву, как бы в агнице, по причине младенчества во Христе; в агнице же, — вследствие немощи естества и удобопреклонности к прегрешению — потому что женский пол есть образ немощи. В овне, далее, мы принесем себя, как совершенные, достигшие в меру возраста Христова; в бесквасных хлебах, как чистые; в опресноках же, как приятные, но только будучи помилованы Христом; ибо мы оправданы «не от дел» праведности, «которые бы мы сотворили, а по Своей» великой «милости» (Тит. 3, 5). По этой–то причине весьма благоразумно был возливаем на хлебы елей. Священник же,
П. А это что значит, по твоему мнению?
К. Исполнение обета и как бы предел обещанного; ибо уже не как оскверненный над мертвецом остригал обесчещенные и оскверненные волосы, так и здесь мы должны принимать вид острижения; но уже как совершенный во Христе и возрастивший другие волосы после осмого дня, он образно посвящает Богу обещанное. Знамением же того, что дароприношение принято Богом, служит истребление волос огнем: ибо вид огня всегда приписывает естеству Божественному Священное Писание. Так и божественный Моисей сказал: «Бог наш огнь потребляли есть» (Втор. 4, 23; ср. Евр. 12, 29), уподобляя, как я думаю, огню всемогущество Божественного и чистого естества. Обрати внимание также и на то, что при дверях скинии происходило оное совершенное острижение, то есть конец всякой нашей праведности и чистоты; ибо каким образом одна наша собственная чистота и праведность могла бы ввести нас во Святое Святых, когда совершенной неповинности и непогрешительности она не имеет? «Кто родится чистым от нечистого? Ни один» (Иов 14, 4). Вводит же (туда) Христос, непамятозлобно освобождающий и избавляющий нас от всякого греха: потому что он «предтечею за нас вошел» (Евр.6, 20), не Себе, конечно, облегчая туда доступ, но тем, которые были «вне врат» (ср. Евр.13, 12) и как бы у самого порога святой скинии.
П. Это правда.
К. О нем говорится, что Он «открыл нам путем новым и живым» (Евр.10, 19–20). По острижении пришедшего к самим дверям святой скинии, а равно и по истреблении волос огнем, «и возьмет, — сказано, — священник сваренное плечо овна и один пресный пирог из корзины и одну пресную лепешку, и положит на руки назорею», и опять взяв, «и вознесет, — сказано, — сие священник, потрясая пред Господом: эта святыня–для священника», как и грудина «участия» (Чис.6, 19–20).
П. Так что же этим хочет обозначить закон?
К. В богодухновенном Писании мышца всегда представляется образом крепости или дел, в крепости совершаемых, а бесквасный хлеб — образом святой и чистой жизни; опреснок же намащенный елеем и заготовленный в виде лепешки представляет в себе образ приятности и удовольствия. Лицо посредствующего жреца всякий и весьма справедливо может приложить к Еммануилу. Итак, достигший высшей святости и принесший всечистому Богу в славный дар дела крепости, очевидно духовной, под образом плеча овна, и непорочную жизнь, представляемую под образом бесквасного хлеба, а также и удовольствие и приятность жизни в освящении, под образом опресноков, как бы на собственные руки возлагая все это, возносит Богу чрез Ходатая Христа, Который как бы с рук на руки приемлет дароприношения, награждая истинного поклонника Своего высшими почестями, в особенности же этим самым2. Посему и сказано, что исполняющий столь святой и всечистый обет, возложив на собственные руки, передает жрецу возложение и избранную и выделенную ему часть, как например грудину овна, согласно определению законодателя. И как мышца означает, говорим, дела, произведенные крепостью, или самую крепость, так грудина овна — чувство и ум: ибо чувство мы имеем в сердце и груди, и Божественное Писание часто безразлично выражается, иногда голову представляя образом ума, а иногда грудь делая указанием на чувство. Итак, священные и избранные, как бы с рук на руки передаваемые и ради Христа благоприятные Богу и Отцу дары суть духовная крепость очищаемых, а также и чувство их. Да если сказать правду, то не иначе святые могли бы и совершать угодное Богу, как только посредством крепости духовной, а также и посредством доброго чувства.
П. Ты хорошо сказал.
К. А вареным закон повелел брать плечо для того, чтобы от крепости святых удалить как бы все грубое и несоответствующее надлежащему: потому что посвященные Богу не должны быть резкими и иметь дух несдержанный, но должны стараться тихо, мягко и весьма ловко совершать то, что относится к добродетели. Только в том случае, а не иначе дела святых будут приятны и как бы вкусны Богу, если они не будут иметь в себе ничего грубого и несносного. Ты знаешь, конечно, что спасение живущих в чистоте Христос называет как бы собственною пищею, говоря святым ученикам: «у Меня есть пища, которой вы не знаете» (Ин. 4, 32). Припомни также, что Бог, когда повелел закалать агнца во образ Христа, то присоединил к этому еще таковое постановление: «не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне» (Исх. 12, 9), называя суровым (сырым), как я думаю, неприемлемое и, так сказать, не легко сваримое. Поэтому–то и сказано, что должно быть взимаемо «сваренное плечо овна» (Чис.6, 19), чрез что означается, что не вареное неприятно, несъедобно, а потому и не приемлется.
П. Как тонко и правдиво это изъяснение!
К. Итак, должно исполнять обеты Богу, и кто что обещал, тот пусть исполнит, нимало не медля, потому что не исполнять этого скоро весьма страшно и опасно, как я думаю и как утверждает и само Священное Писание. Ибо если мы, правильно мысля, считаем весьма непристойным подвергнуться обвинению в лжеречивости, то как же не постыдно было бы исповедать что–либо и обещать пред Богом, и после того солгать в этом обещании? Посему всякого, давшего обет и замедлившего его исполнением, а также и совсем уклоняющихся от исполнения, закон обвиняет в грехе; но он освобождает от вины тех, которые совершенно ничего не имеют собственного, но как бы связаны необходимыми узами и живут под властью другого. Написано же так в книге Чисел: «И сказал Моисей начальникам колен сынов Израилевых, говоря: вот что повелел Господь: если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его. Если женщина даст обет Господу и положит [на себя] зарок в доме отца своего, в юности своей, и услышит отец обет ее и зарок, который она положила на душу свою, и промолчит о том отец ее, то все обеты ее состоятся, и всякий зарок ее, который она положила на душу свою, состоится; если же отец ее, услышав, запретит ей, то все обеты ее и зароки, которые она возложила на душу свою, не состоятся, и Господь простит ей, потому что запретил ей отец ее» (Чис.30, 2–6). Но если бы это была, сказано, и жена, сочетавшаяся с мужем по закону, то пусть имеет силу тот же закон (ст. 7–9). Относительно вдовицы и пущеницы поставляет особые определения и весьма мудро говорит, что обещания их должны быть непременно исполнены, причем всюду подвергает вине свободных и находящихся вне уз (брачных), если не захотят исполнить обещанного; но по справедливости разрешает тех, которые не в таком состоянии находятся, бесправны и подчинены другим. В таком случае на господствующих, то есть на отца и мужа, выразивших согласие и как бы одобрение на обеты тех, которые находятся под их управлением и властью, взводит обвинение в нечестии, если они не захотят исполнить обещанного. А если те не соглашаются, то определяет разрешение от грехов, потому что посвящаемое Богу должно быть плодом свободного произволения, а не принуждения (ст. 10–17).