Творящие любовь
Шрифт:
Не говоря ни слова, она съежилась. Ему не следовало вообще привозить ее сюда, хотя бы не в такой прекрасный день. Упоминание Муссолини облаком закрыло сияющее солнце.
Шарлотт-Энн так долго молчала, что Луиджи почувствовал неладное.
— Что случилось? — поинтересовался он.
— Пожалуйста, Луиджи, давай вернемся.
— Но почему? Ты выглядишь такой расстроенной.
Шарлотт-Энн покачала головой.
— Я не расстроена, — сдержанно поправила она мужа. — Я просто сбита с толку.
— Сбита с толку? — Луиджи смотрел на нее, озадаченно нахмурившись. — Чем?
— Пожалуйста, давай
— Нет, — прозвучал ответ, и женщина заметила, что в его глазах мелькнула боль, смешанная с гневом. — Если это касается наших с тобой отношений, я хотел бы все узнать. — Князь помолчал. — Так в чем дело?
Шарлотт-Энн неопределенно махнула рукой в сторону безликого бетонного жилого дома, оставшегося позади.
— Я сбита с толку этим. — Она посмотрела на мужа.
— И тобой.
— Я не понимаю.
— Ты кажешься… — Шарлотт-Энн закусила губу, кляня себя за то, что вообще начала разговор. — Твой голос… Ну, в общем, создается впечатление, что дуче начинает тебе нравиться. — Она снова посмотрела на Луиджи.
Тот засмеялся:
— А это тебя беспокоит?
— Да.
— С чего бы?
— Потому что… потому что он плохой, Луиджи. Он запугивает народ. Даже твоя мать сказала мне о своем страхе перед ним.
— Когда это было?
— В тот первый вечер во дворце.
— Наверное, тогда она его боялась, а теперь не боится. Чем больше дуче доверяет мне, тем больше мать чувствует себя в безопасности.
По коже Шарлотт-Энн пробежали мурашки ужаса.
— А дуче… доверяет тебе?
— Да, все больше и больше, — подтвердил Луиджи.
— А ты? — Жена смотрела на него со странным вызовом. — А ты доверяешь ему?
— Я начинаю понимать его, — осторожно заговорил Луиджи. — Он хочет лучшего для Италии. Теперь я вижу. Сначала я в это не верил, но теперь другое дело. Конечно, что-то из того, что он делает, мне совсем не нравится. Но он хочет видеть обновленную Италию, Шарлотт-Энн. Более сильную Италию. Такую же сильную, какой она была во времена Цезарей.
Ее снова передернуло. В его голосе чувствовалась такая убежденность, какой ей не приходилось еще слышать, и это испугало ее.
— А ты, Луиджи? — мягко спросила Шарлотт-Энн. — Чего хочешь ты?
— Я? Я хочу того, что лучше для тебя. Для моей семьи. Для всей Италии. — Он улыбнулся. — Именно в таком порядке.
И все-таки Шарлотт-Энн не была уверена, что именно в таком порядке располагались его приоритеты. Луиджи менялся — это ей стало ясно, — менялся прямо у нее на глазах.
Казалось, муж понял ее страхи и взял за руку.
— Ну, давай не будем серьезными. Сегодня выходной, полдень уже позади, солнце сияет, и я свободен от дел. Сейчас время для amore [19] , а не для забот.
Шарлотт-Энн посмотрела на него. Его глаза блестели, и как раз сегодня он надел свою элегантную ненавистную ей форму. Она не смогла удержаться от мысли: «Да, ты не на работе, но почему мне не удается избавиться от ощущения, что твоя работа всегда с тобой, что ты приносишь ее домой? Что случилось со стремительным Луиджи, с которым я познакомилась? Где тот князь, любивший летать и участвовать в
19
Любовь (итал.).
Слабая улыбка тронула ее губы.
— Ты прав. Глупо портить чудесное воскресенье. Давай забудем об этом.
И вскоре она забыла о разговоре.
13
Прошло несколько месяцев, прежде чем следующий случай снова заставил Шарлотт-Энн волноваться.
— Послезавтра мы приглашены на официальный прием в Министерство иностранных дел, — небрежно бросил Луиджи как-то за ужином.
Шарлотт-Энн как раз собиралась положить в рот кусочек телятины. Она тут же опустила вилку на тарелку.
— В Министерство иностранных дел?
Муж кивнул.
Юная княгиня тихонько присвистнула. Она уже привыкла к довольно бурной светской карусели. Правда, такой образ жизни поначалу пугал ее, но потом Шарлотт-Энн приняла его и вошла во вкус. Но прежде они вращались в кругах старой аристократии, среди военных и высокопоставленных гражданских лиц, а приглашение на прием в Министерство иностранных дел служило доказательством их перехода в еще более высокие социальные сферы.
Обычно Шарлотт-Энн не любила строгие официальные приемы и ужины с их полными собственной значимости затянутыми в мундиры офицерами под руку с щебечущими женами, но на этот раз ей захотелось пойти. Она только что оправилась от второго выкидыша. Как и в первый раз, молодая женщина добровольно обрекла себя на заточение на вилле, пока не справится с последовавшей за этим депрессией. В то же время, когда жена выздоравливала, Луиджи даже не заикался о том, что ей следовало бы сопровождать его, и она была очень ему за это благодарна. Шарлотт-Энн знала, что он выжидал, пока не почувствует, что его супруга готова выйти в свет.
— Мне бы хотелось, чтобы ты, как всегда, выглядела красавицей. — Князь улыбнулся ей через стол. — Возможно, тебе нужно сшить новое платье.
— Еще одно? — Шарлотт-Энн не смогла удержаться от смеха.
Мужчины так тщеславны, а Луиджи хуже прочих. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы показаться с ней в обществе, и казалось, ее платья стали предметом его особой гордости.
— Я думаю, что-нибудь синее, оттенка сапфира, будет неплохо смотреться, — задумчиво произнес он, покачивая головой. — Да, действительно, очень неплохо.
— Но ты же знаешь, что я предпочитаю пастельные тона, — запротестовала Шарлотт-Энн. — И, кроме того, синьоре Белле вряд ли хватит двух дней для того, чтобы сшить новое платье! — Она поднесла к губам бокал и отпила глоток белого вина.
— Я не думаю, что она станет возражать, — ответил Луиджи со странной улыбкой. — И потом, ты прилично оплачиваешь ее работу. С ее стороны было бы глупо не отложить в сторону другие заказы, чтобы сшить наряд для тебя.
Шарлотт-Энн скоро поняла, что спорить с ним бесполезно. На следующее утро, когда она зашла в ателье синьоры Беллы, седая портниха, широко улыбаясь, показала ей кусок бархата цвета сапфира.