Твой дядя Миша
Шрифт:
Ермаков. Вот тебе и здрасте! Как это не до тебя?
Лена(вздыхает). Так, Михаил Николаевич… не до меня. Я не видела его целых три дня.
Ермаков. Не видела? Три дня?
Лена. Да… три дня. И так очень часто…
Ермаков. И ты думаешь, он полюбил другую? Чепуха какая!
Лена. Нет, я не об этом. У всех молодых жизнь как жизнь, а у нас с Борисом не то, дядя Миша… Даже в театр вечером не можем вместе пойти…
Ермаков. Я никак не могу понять, как это «не то». Что у вас случилось?
Лена. А вы не волнуйтесь.
Ермаков. Что — он?
Лена. Не знаю, дядя Миша. Я, наверное, глупая или чего-то не понимаю в его делах…
Ермаков. А какие у него такие дела, что мешают вашей любви?
Лена(вдруг поднимает голову и глядит Ермакову в глаза). Дядя Миша, я Бориса последнее время мало вижу… совсем мало. Мне хочется все время быть с ним, а он говорит, что не может со мной часто бывать… Говорит, занят с профессором в лаборатории…
Ермаков. Может быть, действительно так и есть?
Лена. А когда я спрашиваю, что это за работа, он отвечает: «тайна».
Ермаков. Неужели ты не допускаешь мысли, что у Бориса на работе, в лаборатории действительно есть тайна, которую он не может доверить даже самому любимому человеку? (Обнгшает Лену за плечи.) Уверяю тебя, Леночка, что такие тайны существуют! Я это хорошо знаю. И, слава богу, если у человека есть такая тайна — значит, он человек!
Лена(шепотом). Человек…
Ермаков(тихо). Ты должна гордиться, что у твоего Бориса такая профессия!
Лена(со слезами в голосе). Я горжусь, Михаил Николаевич… Очень горжусь… Извините, пожалуйста! (Встает, собирает книги и уходит в дом.)
Ермаков(провожая ее глазами). Да… бедная девочка! А может, он врет ей? (Быстро вынимает из кармана трубочку с валидолом и, положив в рот таблетку, шепчет.) Новости! Опять эти новости! Куда ты годишься, Михаил Ермаков? (Задумался.) Неужели врет Лене этот прохвост? (Развел руками.) Ничего тут не поделаешь, если пропала любовь, пропала вера… Ничего не поделаешь! Я помню, как я приползал после болезни в наш двор и садился на эту скамейку. Знакомые проходили мимо и не узнавали меня… потому что я был неузнаваем. Сидел тут и с нетерпением ожидал, когда пройдет Людмила, чтобы увидеть ее… объясниться с ней… Только на пятый вечер я в конце концов дождался ее. Я потом долго жалел, что добился этой встречи. Какими только словами Людмила не обозвала меня! В ее глазах горела жгучая ненависть и бессильная злоба из-за того, что она не может расправиться со мной… А я любил ее… безумно любил! Я любил ее всю свою жизнь. Только ее одну любил! Я ходил за ней как тень… Я знал каждый ее шаг! Я тайком приходил в этот двор, чтобы видеть нашего мальчика, моего сына, которого назвали не Ермаковым, а Геннадием Барабановым в честь деда — врага нашей революции. Но мой мальчик рос в этом дворе, среди других мальчиков… Бегал здесь, здоровый крепыш, ласковый и жизнерадостный… И ничего не знал он ни о своем отце-коммунисте, ни о
Поворачивает голову и видит, как из дома выходит Полина Викторовна.
Полина Викторовна. Михаил Николаевич, я вас целый день не видела!
Ермаков. А что мне делать дома, Полина Викторовна? Гуляю себе по бульвару от Пушкина до Тимирязева, от Тимирязева до Гоголя и обратно до Пушкина. Садитесь, Полина Викторовна!
Полина Викторовна. Нет, Михаил Николаевич, спешу по делам.
Ермаков. По делам? В такой час?
Полина Викторовна. Да, Михаил Николаевич, по делам, в такой час. Но, честное слово, по делам!
Ермаков. А Борис дома?
Полина Викторовна. Бедный мальчик, очень занят! В последние дни поздно возвращается домой. Вчера его не было с утра до двенадцати часов ночи. Дела в институте.
Ермаков. А вы не спрашивали, что за дела у пего по вечерам?
Полина Викторовна. Спрашивать не совсем удобно, Михаил Николаевич. Он же работает в лаборатории профессора Курагина.
Ермаков(удивленно). Курагина? У Сергея Прокофьевича?
Полина Викторовна(с гордостью). Да. Борис его любимый ученик. Сам Сергей Прокофьевич мне об этом сказал. Он даже звонил нам домой, когда Борис был болен, и беспокоился о его здоровье.
Ермаков. Курагин! (Обрадованно.) Курагин большой ученый, Полина Викторовна! Ай да Борис! А мне о Курагине он ни слова.
Полина Викторовна. Да, у него работа такая, что… Словом, что вам объяснять! Вы же знаете, наверное, о Курагине. А я, честно говоря, очень волнуюсь!
Ермаков. О чем волноваться, Полина Викторовна? Курагин-то (делает выразительный жест)…
Полина Викторовна. Об этом я и волнуюсь. (Садится рядом с Ермаковым.)
Ермаков(на его лице радостная улыбка. Он быстро вынимает валидол, снимает крышку с трубочки и, не достав таблетку, кладет трубочку обратно в карман). Каждый день да какие-нибудь замечательные новости!.. (Вдруг.) Вы знаете, Полина Викторовна, я очень полюбил вашего Бориса.
Полина Викторовна(смеется). За что его любить, Михаил Николаевич?
Ермаков(растерялся). Не знаю… но… люблю. Наверно, оттого, что я человек одинокий…
Полина Викторовна. Спасибо вам, Михаил Николаевич!
Ермаков. Я помню, в его возрасте и у меня была «тайна»… Ну конечно, не такая, как у Бориса… И скрывал даже от своей матери, где я работал… И от любимой скрывал… Это очень трудно не говорить любимой, не раскрыть ей свою душу, не рассказать, что тебя волнует, чем ты живешь вне дома… что тебя огорчает и что тебя радует. Это очень трудно — скрывать от близких людей, Полина Викторовна, но… Если Борис умеет скрывать то, о чем нельзя говорить за обеденным столом, у себя дома, то радуйтесь этому, Полина Викторовна! Значит, он человек!