Твой мир – не твой мир. Часть IV

Приключение русского офицера Ивана Русинова в Париже

Март 1814 года.

Русская армия, проявив настоящую храбрость, под оглушающие звуки музыки и бой барабанов торжественно вошла в Париж. Позади осталась изматывающая война, унёсшая жизнь трёхсот тысяч русских солдат, капитуляция французов, отречение от престола Наполеона, пришедшего к власти на крови свергнутого королевского дома Бурбонов.

Расквартировавшиеся в городе гвардейские части российской армии предавались заслуженному отдыху, знакомились с очаровательными парижанками, вдоволь пили вкусное вино, с большим удовольствием

проигрывали своё жалование в игорных домах. В числе прочих времяпрепровождений были и частые посещения салона одной из самых преуспевающих гадалок в Париже, известной на всю Европу мадемуазель Марии Ленорман.

Поздним вечером Иван Русинов, рослый и крепкий русский офицер, и его друг, адъютант генерала Михаила Андреевича Милорадовича Фёдор Глинка, вышли от предсказательницы и, погружённые каждый в свои мысли, медленно пошли по тёмной улице де Сен-Дени. Оба они находились под гнетущим впечатлением от произошедшего этим вечером, шли медленно, молча, внимательно глядя под ноги. Только что пророчица по кличке Чёрная Магия, утверждающая, что её предназначение – нести людям истину, при всех собравшихся, сосредоточенно разглядывая прозрачное нутро хрустального шара, предрекла офицерам Сергею Муравьёву-Апостолу и Павлу Пестелю смерть через повешение, несмотря на то что в России дворян не вешают. В ответ на её слова Сергей с Павлом как-то нервно рассмеялись, бравируя перед собравшимися отсутствием страха перед смертью. После короткой паузы Пестель тихо произнёс:

– Что посеял, то и взойти должно и взойдёт впоследствии непременно!

Дошла очередь и до Ивана с Фёдором.

Внимательно глядя Ивану в глаза, сивилла Ленорман умелой рукой быстро раскинула карты. Долго всматривалась в них, тихо шевеля полными губами, после чего произнесла всего одну фразу:

– Всё у тебя будет хорошо, проживёшь долго и счастливо, если страшную бумагу всегда при себе держать будешь.

Провидица категорически отказалась отвечать на дополнительные вопросы, лишь, недобро блеснув взглядом чёрных глаз, грубо молвила:

– Я всё сказала, отойди от меня, друг князя. Тебе пора.

Ничего не понявший Иван сидел растерянный, задумчивый. Вполуха прослушал он предсказанное Глинке: «Пиши, слава тебя ждёт. Бойся кровавого декабря. В тюрьме будешь, но недолго, простится тебе всё. Долгую жизнь проживёшь».

На одном из перекрёстков Фёдор, дёрнув Ивана за рукав, с грустью в голосе сказал:

– Вань, не могу, напиться хочу. Два дня уже по причине многих дел не посещал я подругу Мариз, обидится ведь, чертовка. Ты иди, а я здесь сверну, – он показал рукой в сторону улицы де Прешёр. – Завтра свидимся.

Проводив взглядом уходящего в темноту друга, Иван пошёл дальше. Проходя мимо церкви Сен-Лё, он, сняв шляпу, привычно осенил себя крестом. Ночь была тёплой, тихой. Побеждённый русским величием город мирно спал. Иван, вспоминая предсказание, пытался как-то соотнести его со своими мыслями о будущем. Каким оно будет, что его ждёт, о какой бумаге поведала знаменитая прорицательница? Ему вдруг жгуче захотелось домой, в родное имение, к матери, жене, деткам. Он свернул на улочку Тиктон. До квартиры, в которой он проживал, оставалось пройти совсем немного.

Внезапно прямо напротив

него сбоку распахнулась дверь одного из домов. В проёме, освещённом лунным светом, Иван увидел синее, с выпученными глазами, оскалившееся лицо рвущейся наружу женщины. Лохматые волосы её, подобно змеям медузы Горгоны, беспорядочно топорщились во все стороны. Отчаянно цепляясь белыми руками за косяк, упираясь ногами, скользя, падая на колени и вновь поднимаясь, женщина натужно хрипела и из последних сил пыталась освободиться от кого-то невидимого. Этот незнакомец, прячась в кромешной темноте дома, накинув ей на тонкую шею прочную верёвку, жестокой рукой палача удерживал отчаянно боровшуюся за жизнь несчастную. Иван молниеносно выхватил шпагу и в то же мгновение увидел, как остриё пики насквозь пробило тело жертвы, из широко разинутого рта убитой хлынула кровь. Женщина рухнула на пол, после чего невидимая сила резко рванула мёртвую внутрь.

Иван, не теряя хладнокровия, с осторожностью двинулся следом за обмякшим телом, волочащимся змеёй в чёрное чрево жилища. Убийца втащил женщину в слабо освещённую комнату, дверь которой тут же закрылась. Неслышно приблизившись, Иван осторожно приотворил дверь и всмотрелся в происходящее внутри. По всей комнате были видны следы борьбы: мебель опрокинута, вещи разбросаны. Вытянутое стрелой тело убитой покоилось в груде каких-то тряпок. В той же комнате находились и тела двух детей лет семи-девяти, рядом с которыми лежал, вытянув лапы, мёртвый пёс. У всех на шеях были затянутые обрывки верёвок.

Посреди комнаты, отбрасывая зловещую тень и сверкая обезумевшим взглядом, стоял полностью голый старик. Это был не кто иной, как Андре Шаркёзи – бывший секретарь казнённого министра королевского двора в отставке Кретьена Мальзерба.

Воздев широко расставленные руки к небу, седой безумец горячо шептал:

– Посланник ада, где ты? Я всё сделал, как ты мне велел. Я иду к сатане со всем тем, что мне дорого. Бумага клятвы, золото, дети и любимая жена, даже собака здесь. Всё готово! Посланник, появись, укажи мне путь!

Оглядевшись по сторонам, старик быстрым шагом подошёл к холодеющему трупу женщины и, приговаривая:

– Милая, всё хорошо. Скоро мы будем в вечности, скоро предстанем перед тем, кто нас любит, кто ждёт. Нам нельзя туда в одежде, я знаю, мне сказали, давай я помогу тебе раздеться, любовь моя, – стал снимать с жены платье.

После того как он освободил безжизненно распластанное тело несчастной от одежд, он то же самое проделал и с синюшными телами детей. Подошёл к собаке, ласково погладил её и улыбнулся:

– Гастон, ты рад, что хозяин берёт тебя с собой из этого плохого мира? Мой преданный пёс, скоро ты будешь бегать по обширным обителям господина нашего, великого сатаны, и поверь мне: тебе будет хорошо. Впрочем, как и всей моей семье.

Ответом ему служили потухшие глаза окоченевшего животного.

Охваченный одержимостью человек, подняв с пола огромный нож, встал перед детьми на колени и двумя ловкими взмахами вспорол им животы. Поочерёдно засовывая руку глубоко в бездыханные тела, похожие на маленькие куклы, он, сжав трахеи, вырвал их вместе с внутренностями и отбросил в сторону, ласково приговаривая: