Твой смертный грех
Шрифт:
Самое важное случилось днем, когда она узнала, что Хаусман уволил обоих – и свою секретаршу, и своего помощника. Хотя потом выяснилось, что он всего лишь убрал их из своей приемной, переведя в другие отделы, но это было уже не столь важно. Важна была ее победа, когда она смогла настоять на своем.
Через два дня вернулся Роберт, и они снова встретились в том самом фитнес-центре, где были в первый раз. Она рассказала ему, как волновалась, узнав о погибших в Таллинском порту.
– Эти бандиты не имеют ко мне никакого отношения, – пояснил Туманов. – Люди Бразильца. Но из-за моей активности в Прибалтике многие считают, что там убили именно моих боевиков. А мои люди принципиально никогда не стреляют в офицеров полиции.
– Я читала о тебе в Интернете, – призналась Ирина, – про тебя там написано столько гадостей…
– Так всегда происходит, – усмехнулся Роберт. – Обычно в Интернет сливают любые гадости и любые дурные новости. А тут еще депутат Хинштейн объявил на меня охоту и каждый раз находит какие-нибудь новые факты против меня. Кончится тем, что я подам на него в суд.
– И правильно сделаешь, – кивнула Ирина, – иначе просто нельзя. Почитай, как только они тебя не полощут. Просто страшно становится.
– А ты почитай, что пишут про Бразильца, – посоветовал Роберт. – В сто раз хуже, он чуть ли не каннибал, маньяк-извращенец и садист. После такой статьи люди вообще будут бояться к нему подходить. Это обычная система черного пиара, направленная на то, чтобы оскорбить своего конкурента, составить о нем негативное мнение, подпортить его имидж.
– Это значит, что ты не такой страшный бандит, как о тебе пишут? – спросила она.
– Я вообще не бандит. Я белый и пушистый, – пошутил Роберт. – А ты не читай газеты и не слушай разные сплетни. И не нужно за меня так беспокоиться. Я потом посмотрел, сколько звонков ты сделала и сколько сообщений послала. Меня не так-то легко застрелить, я не куропатка. Можешь беспокоиться не так очевидно.
Ирина согласно кивнула.
Когда она уехала, Роберт вышел из комнаты, прошел в душевую, принял душ, переоделся и, войдя в свой кабинет, достал мобильный телефон и набрал номер:
– Что у вас? Вы узнали, кто именно следил за Ириной Хаусман, вернее, за ее машиной? Камеры должны были зафиксировать, кто именно ехал за ними.
– Узнали, конечно, – ответили ему, – это люди Бразильца. Им приказано внимательно наблюдать за супругой Романа Хаусмана.
– Вы узнали, почему?
– Нет, не узнали, но пытаемся выяснить. Алло, вы меня слышите?
Туманов положил трубку и задумался. Если это обычное наблюдение, то ничего страшного. Но почему Бразилец должен наблюдать за женой такого известного человека, как Роман Эдуардович Хаусман? Если он что-то узнал об отношениях самого Туманова с супругой Хаусмана, будет непросто их опровергнуть, и тогда понятно, почему следят за Ириной. Во-первых, Бразилец обязательно доведет до сведения Хаусмана всю информацию о поведении его супруги, и у Роберта появится еще один могущественный враг. Во-вторых, это означает, что Бразилец может попытаться достать своего главного конкурента через Ирину, что никак не устраивает самого Туманова. Во всяком случае, стало ясно, что ему известны какие-то детали поведения супруги Хаусмана, и именно поэтому он организовал за ней наблюдение.
Туманов сидел в кресле и мрачно размышлял. По самым здравым рассуждениям, нужно было в первую очередь прервать их отношения, больше не встречаться, чтобы не давать повода для любой оплошности с их стороны. Но это было выше его сил, поэтому он так и не пришел к какому-то конкретному и определенному решению, пока не раздался еще один телефонный звонок. Известный ему голос пригласил его на встречу…
Глава 18
Убийство Реваза наделало много шума во Франции. Все местные газеты писали об убийстве крупного преступного авторитета, оказавшегося на своей вилле в их стране. Почти везде публиковались наши портреты, и на какое-то время я даже стал своеобразной звездой. Но эта шумиха оказала нам недобрую услугу. На вилле нашли оружие с моими отпечатками пальцев. Все понимали,
Состоялся суд, и мне дали пять лет тюрьмы. Ни за что. Я ни в чем не был виноват, оружие прислали для охраны Реваза. Мне сочувствовал мой адвокат, меня жалел прокурор, мне симпатизировал судья. Но в итоге я получил пять лет тюрьмы. Можете себе представить мое состояние? Мало того что убили моего единственного благодетеля, так еще и посадили… Было ужасно обидно, но что я мог сделать? Меня отправили в Лион, где я должен был провести свои следующие пять лет, а мне было только двадцать четыре года. Наверное, другой опустил бы руки или сделал бы петлю и просто повесился. Но я был упертый и решил, что обязан выжить. Реваз научил меня главному – никогда не сдаваться, упрямо идти своей дорогой, ничего не просить и не жаловаться, так как все равно никто не пожалеет и не поможет.
Не скажу, что во французской тюрьме было легко. Но ужасы, которые иногда показывают в разных фильмах, как трудно приходится чужакам в зарубежных тюрьмах, тоже не имеют ничего общего с реальностью. Конечно, тюрьма не санаторий, но, как правило, это нормальное заведение со своим внутренним распорядком и правилами. Главное здесь – не нарушать правил, ни тюремных, ни тех, которые приняты заключенными. До суда меня держали одного в течение шести месяцев, и ко мне приклеилось прозвище Отшельник. А потом мне объявили приговор и перевели в лионскую тюрьму, где поселили с каким-то марокканцем. Понятно, что по-французски я не понимал, и прозвище Отшельник закрепилось за мной уже навсегда. Через год в камере рядом со мной появился поляк Анджей, и я стал изучать французский язык.
В тюрьме я отсидел больше трех лет, выучив за это время французский и английский языки. Затем мое дело пересмотрели, к этому времени в России начался августовский дефолт, и французский судья посчитал, что меня можно выпустить из тюрьмы. В октябре девяносто восьмого мне выдали мои деньги, вернули паспорт и выслали в Москву. Нужно сказать, что если я пострадал за пистолет, найденный на вилле, то потом сполна получил компенсацию за это оружие. Его нашли в тумбочке, где рядом лежали сорок шесть тысяч франков, и, разумеется, судьи решили, что это мои личные деньги. Хотя я отрицал, что это оружие и деньги принадлежат мне, но на них тоже были мои отпечатки – я ведь являлся и своеобразным кассиром у Реваза, который никогда не носил с собой наличных денег. Так что при выходе из тюрьмы мне вручили эти сорок шесть тысяч франков и отправили в Москву.
Когда я прибыл в столицу, там уже повсюду ощущались последствия августовского дефолта. Положение было ужасным, за несколько августовских дней рубль упал почти в четыре раза, и я со своими франками стал почти миллионером. У меня было шесть с половиной тысяч долларов по курсу того времени. Я снял квартиру и начал думать, как жить дальше. Конечно, из института, где я заочно учился, меня исключили, и я был человеком без образования, без работы и без будущего.
Несколько дней я бесцельно бродил по городу, пока наконец не позвонил одному из своих бывших знакомых. Он работал с Ревазом и был хозяином известного в городе грузинского ресторана. Принял он меня неплохо и предложил подождать, пока не свяжется с нужными людьми. Я согласился и, оставив свой адрес и номер телефона, отправился к себе домой. Интересно, что в городе уже начали появляться мобильные телефоны, и я с удивлением смотрел на эти большие аппараты, работавшие без проводов, и на пейджеры, которые теперь носили очень многие молодые люди. Многое изменилось за то время, пока я сидел во французской тюрьме.