Твоя чужая
Шрифт:
Мысль о том, чтобы выбраться из постели, была столь же ужасной, как и этот свет, режущий сквозь закрытые веки. В конце концов, я сообразила накинуть на голову куртку, лежавшую в изголовье. Это обеспечило темноту, в которой нуждался мой разум. Теперь я могла попытаться заснуть.
Сквозь сон меня настиг сигнал входящего сообщения. Я глянула на телефон и поняла, что время уже перевалило за полдень.
– Вот же дерьмо собачье! – вырвалось у меня, когда я вспомнила, что в списке моих дел на сегодня.
Есть вещи, которые
Я пошатнулась, поднимаясь с кровати. Потом споткнулась о порог в ванной. С трудом забралась в кабинку душа, выставила температуру воды на тридцать градусов и позволила прохладным струям привести меня в чувство.
Приняв душ, почистила зубы. И все это время пыталась подавить спазмы в животе. Мой организм нуждался в еде, но я не была уверена, что смогу осилить хотя бы чашку кофе. И не хотела это проверять. Зубная паста и жидкость для полоскания рта помогли прийти в чувство, и к тому моменту, как я покинула ванную, головная боль была единственным последствием бессонной ночи.
Приведя себя в порядок, я надела вчерашнюю одежду. Теперь я чувствовала себя почти хорошо. По крайней мере, после того, что мне пришлось пережить, уже ничто не могло меня напугать.
Сейчас было обеденное время, и первым делом я должна была вернуть лодку. Семья Рэнгольд жила в Детройте, но каждые выходные они проводили на озере. Я надеялась, что сегодня не встречусь с ними, потому что вряд ли смогу вынести еще один поток утешений и соболезнований от плохо знакомых людей.
Мне хотелось просто вернуть лодку и уйти, а не слушать чужие неловкие утешения.
* * *
Озеро выглядело тихим, несмотря на прохладный воздух. Я отвязала лодку и направилась к восточному берегу. Рэнгольдам принадлежало то, что казалось тридцатью процентами береговой линии на этом довольно большом озере. Я слышала от других, что семья Рэнгольд фактически купила тысячи акров, окружающих этот маленький город Блэквуд, чтобы никто не мог его развить и отнять у него очарование маленького городка.
«Нет справедливости… Одним все, другим – ничего», – бормотала я про себя, думая, что могла бы сделать с миллионами и миллиардами долларов, будь они у меня.
Я задавалась вопросом, сколько эта земля стоила Рэнгольдам. И чем больше я думала об этом, тем больше во мне поднималась зависть. Они имели то, чего не имела я: семью, деньги, защиту, престиж. Они имели стабильность и уверенность в завтрашнем дне.
А я – ничего.
Я должна была их ненавидеть, но не могла. Тогда бы мне пришлось возненавидеть весь мир.
– Хватит! Заткнись, черт возьми, – не выдержав, закричала я в пустоту над озером.
И мой крик потонул в шуме мотора.
Нет ничего более жалкого, чем жалеть самого себя.
Я никогда не позволяла себе этой слабости. Родители учили, что жалость унижает человека.
В моих глазах он был похож на сказочный дворец. И я почувствовала, как меня вновь захлестывают недостойные чувства.
***
На пирсе оказалось два свободных места. Я выбрала крайнее слева и пришвартовалась к нему.
Трудно было устоять и не восхититься особняком, возвышающимся над озером будто сказочный дворец. Фасад трехэтажного здания представлял собой стеклянную стену с перемычками из бетона и стали. Она выходила к озеру, и сейчас в ней отражались озерная гладь и ноябрьское небо.
У этой семьи действительно было все…
Я крепко привязала лодку к болтам, а затем дважды проверила крепость узлов. Я не была уверена, где сейчас находятся Рэнгольды, но меньше всего мне хотелось, чтобы с их имуществом что-то случилось. Последнее, что мне нужно, это быть обязанной одной из самых богатых семей в нашем штате.
Наконец, убедившись в безопасности лодки, я направилась вверх по длинной лестнице, ведущей с пирса на берег. Лестница поднималась по склону холма, потом огибала площадку перед особняком и сворачивала к дороге.
Мне потребовалось десять минут, чтобы добраться до вершины, а потом я направилась к подъездной дорожке. Но она не была пустой, как я надеялась. На стоянке возле особняка стояло несколько машин, и я замерла, раздумывая, что делать дальше.
Стоит ли постучать в дверь и сообщить, что я вернула лодку? Наверно, это было бы самым правильным. Ведь я должна поблагодарить этих людей за щедрость…
Но я не хочу услышать снова то, что слышала за этот месяц тысячу раз: « Ах, как жаль! Это судьба!» или: «Твои родители теперь в лучшем месте!»
Люди очень странно себя ведут, когда понимают, что их слова бессмысленны и ничем не могут помочь.
Дело в том, что никто ничего не может сказать, чтобы улучшить ситуацию. Иногда жизнь отстой, и вы получаете кучу дерьма вместо собственных ожиданий. Было бы намного лучше, если бы все могли просто признать это и двигаться дальше, но не все на это способны.
Я посмотрела на дверь, а затем повернула к длинной извилистой дороге. Мне пришло в голову, что в моем поспешном планировании был недостаток. Я совершенно забыла, что здесь у меня нет машины, чтобы быстро добраться до дома. Глэм это очень большое озеро, и мне понадобится не меньше пяти часов, чтобы вернуться домой.
Но даже несмотря на внезапное осознание, я решила, что не буду стучать в эту дверь. Мне просто нужно уйти. Они увидят свою лодку на пирсе, не важно, сколько времени к тому моменту пройдет. Лучше позаботиться о себе и постараться вернуться домой до темноты.