Твоя Противоположность
Шрифт:
Ночь даже начиналась медленно, но я винила во всём погоду. Для начала июня жара была почти невыносимой. И запертые в замкнутом пространстве фургона, да ещё и с плитой и фритюрницей, работающими на полную мощь, чтобы перегреть нас до смерти, мы с Молли едва могли дышать.
Поскольку на улице было не намного прохладнее, я надеялась, что люди пока что просто держатся поближе к кондиционерам.
— Я ухожу, — простонала Молли. — Эти условия неприемлемы. Я звоню своему представителю профсоюза.
Я фыркнула от смеха, слишком слабого от жары, чтобы вызвать настоящее веселье.
— Ты не можешь уйти! Ты уволена.
—
Я бросила на неё самый злобный взгляд.
— Ты можешь сгореть в аду.
Она улыбнулась мне и тут же принялась обмахивать лицо обеими руками.
— Кажется, я уже там. Как ты вообще тут работаешь, Вера? Я умираю.
— Знаешь, что говорят? Если вы не можете выдержать жару, убирайтесь из кухни.
Я сквозь пальцы смотрела на её несносность.
Она провела тыльной стороной ладони по раскрасневшимся щекам и медленно выдохнула, как будто это могло помочь ей остыть.
— Серьёзно, эта жара отвратительна. Как ты собираешься готовить в ней каждую ночь?
— Здесь не всегда будет так жарко. И помимо лета есть и другие времена года, — она пробормотала себе что-то под нос. — Но со временем к этому привыкаешь. Я готовила в разных безумных условиях за последний год. Жара, холод, крошечные кухни, древние кухни, импровизированные. На данный момент я почти уверена, что могу приготовить тебе ужин из пяти блюд на сломанной горелке Бунзена.
Молли подпёрла голову рукой и склонила голову к маленькому вентилятору над головой.
— Я полностью верю в тебя, подружка.
Я отрегулировала вентилятор так, чтобы он был направлен прямо ей в голову. Эй, а для чего ещё нужны друзья, если не для того, чтобы спасти друг друга от теплового удара?
Она вздохнула с облегчением. Пряди чёрных волос затанцевали вокруг её лба, выбившись из высокого хвоста и спутываясь с тяжёлой чёлкой. Несмотря на все её жалобы, она не выглядела стесненной условиями. Но это было так типично для Молли. Всегда невозмутимая. Вечно спокойная и собранная.
Моя бледная кожа покрывалась пятнами и краснела, когда мне было жарко, или я была расстроена, или зла, или смущена, или испытывала какие-либо эмоции. У Молли же была всегда идеально загорелая кожа. Её волосы даже непричёсанные оставались гладкими и прямыми, как она и хотела. Я уже чувствовала, что за те несколько часов, что мы провели здесь, мои превратились в стихийное бедствие. Даже спрятанные под банданой, они взрывались сзади, как провода под напряжением.
Но обычно я могла рассчитывать на то, что Молли будет собранной, тогда как вечно разваливалась на части. Она была таким человеком, каким я хотела когда-нибудь стать. Умной, талантливой и без багажа. Ответственной, целеустремлённой, целиком и полностью довольной собой. За исключением тех случаев, когда дело касалось её искусства, но в остальном она была моим повзрослевшим героем.
— Значит, тот, кого не нельзя называть приходил посмотреть на соперника? — её глаза распахнулись, блеснув интересом.
Я издала недовольный звук.
— Он знает, что я не конкурент.
— Видимо, нет, — зло пропела она. — Судя по тому, что ты мне на днях рассказывала, похоже он трясётся о своих маленьких поварских наградах, боясь, что ты выгонишь его из бизнеса.
Из меня вырвался самоуничижительный
— Что чересчур нелепо. Он просто не привык, чтобы другие люди играют в его песочнице. Киллиан Куинн мог бы с таким же успехом ходить с огромной наклейкой "Не Умею Играть с Другими", приклеенной ко лбу. Он засранец. Они все придурки.
— Повара? — уточнила она.
— Мужчины, — пробормотала я.
Она промурлыкала что-то в знак согласия, но на её лбу появилась морщинка беспокойства, и я отвела взгляд, прежде чем она перевела разговор в разговор по душам.
— В любом случае, — небрежно продолжила я. — Он уже забыл обо мне. И я планирую сделать то же самое. Если я начну беспокоиться о нём и "Лилу", то забуду, зачем я здесь и что пытаюсь сделать.
— И что же это, Вера?
Я ненавидела беспокойство в её голосе. Она была милой и хорошей подругой, но единственное, что я услышала, это мой оглушительный провал. Её беспокойство напомнило мне о том, где я была, куда я себя поместила, и почему этот преобразованный воздушный поток был теперь самым близким к спасению.
— Хорошая еда, — я предпочла быть тупой, хотя и знала, о чём она спрашивает. — Я пытаюсь приготовить изысканную вкусную еду.
Я почувствовала взгляд Молли на своём затылке, но отказалась оборачиваться, решив продолжить подготовку, хотя у нас уже двадцать минут не было клиентов.
— Не все парни как он, — прошептала она.
Я сразу поняла, что она говорит не о Киллиане Куинне. Я развернулась, не в силах отступить от этой схватки, но упрямо направляя её в другую сторону.
— Большинство такие. Каждый шеф-повар, которого я встречала, такой же, как он. Высокомерный. Претенциозный. Чванливый. Они все невыносимы.
— Кто он? — мягко спросила Молли. — Киллиан Куинн? Или Дерек?
Горький страх охватил мой язык и скользнул вниз по горлу, заставляя меня чувствовать тошноту и слабость. Я ненавидела его имя, ненавидела воспоминания, которые заключали меня в тюрьму, и угрозу, которую я чувствовала за ними. И всё же я ответила:
— И тот и другой.
Её тон стал бранным, а лицо исказилось от равной доли беспокойства и упрёка.
— Не сваливай их в кучу. Никто не похож на Дерека.
— Это правда, — глаза закололо от навернувшихся горячих слез, а нос защипало, когда я заставила себя сдержать слезы, запихнув в глубокую яму свои подавленные эмоции и страхи, которые были слишком страшны, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. — Он определённо единственный в своем роде, — я оглянулась на Молли, даже не пытаясь скрыть охватившее меня чувство боли. — Во всяком случае, так говорила "Гастрономика".
Она закатила глаза.
— Халтурщики! Они все халтурщики. Вот почему твой переход на фургон с едой так гениален. Ты им покажешь.
И под ними она подразумевала его.
Боже, я надеялась, что она права.
— Но он симпатичный.
Я резко обернулась, всё ещё сжимая в руке нож.
— Что?
— Киллиан Куинн, — сказала она быстро и осторожно.
Костяшки моих пальцев были натянуты и побелели от напряжения. Понимая, что моя реакция была более чем чрезмерной, я попыталась небрежно пожать плечами. Я подалась паники из-за нашего разговора, я была оголена и испытывала чесотку в своей собственной шкуре. Я произнесла первое оскорбление, которое пришло мне в голову.