Твоя Противоположность
Шрифт:
— Я собираюсь приготовить дерьмо из моих безвкусных соусов и слишком сладких сэндвичей, — я развернулась к плите, планируя игру на ходу. — А завтра я закажу столик в лучшем ресторане города. Он не единственный, у кого есть своё мнение.
Молли бросила зловеще мне улыбнулась, а затем повернулась к людям, ожидающим заказа.
— Чем я могу вам помочь? — спросила она снова ласково и дружелюбно.
Слава Богу, она была здесь и вела дела с клиентами, в то время как я в ярости готовила свой путь через остальную часть ночи. Как и со многими другими вещами в моей жизни,
В эту игру могут играть двое, Киллиан Куинн.
ГЛАВА 7
К вечеру вторника я всё ещё была сильно измотана выходными. В воскресенье днём, когда я, наконец, встала с постели, я поняла, что мне следует полностью изменить своё расписание.
За последние несколько лет я привыкла к поздней работе на разных кухнях, но к тому времени, когда я заканчивала с уборкой, закрывала "Гурманку" и возвращалась домой, на улице уже было четыре утра.
И я была измотана. Я понимала, что значит работать в полную силу на кухне, но не ожидала, что стресс от управления своей собственной, пусть и небольшой, будет таким утомительным. В субботу вечером у меня кончилась свинина. Но осталось слишком много булочек и зелёных бобов. Но без свинины я не смогла их использовать.
Хорошо, что папа оценил остатки!
Он оказался достаточно голоден, чтобы съесть это и так.
У меня было время до четверга, чтобы проанализировать продажи, расходы и цели. Я так много узнала за выходные, но у меня было ощущение, что мне предстоит ещё много чего выяснить. На деле всё оказалось не так просто и легко, как я надеялась.
И к тому же я решила изменить своё меню. Не из-за Киллиана Куинна.
Или в основном не из-за него.
А потому что я сама себе хозяйка и могу делать всё, что захочу. Критика Киллиана могла быть полной чушью — или по большей части чушью, — но в одном он был прав. Я могла бы постараться лучше. Я могла бы быть лучше.
Я позволяла себе обходиться лёгкой едой, потому что боялась потерпеть крах. Я боялась давить на своих клиентов, боялась, что они не вернутся, если еда не будет привычной и простой. Я была слишком труслива, чтобы быть шеф-поваром, которым хотела быть, и поэтому позволила себе осторожничать и отделаться посредственностью.
Отвратительное чувство поселилось в груди. Я не хотела признавать стыд, который пронизывал меня насквозь, словно черви в песчаной грязи. Или смущение.
Это даже было не смущением. Это было полным унижением.
Киллиан Куинн попробовал мою еду под ложным предлогом и посчитал её некачественной.
Обнаружил, что я недостаточно стараюсь.
Обнаружил, что весь мой бизнес сплошной недостаток.
Боже мой, я не чувствовала себя так дерьмово с тех пор, как... ну, ладно, это было не так уж и давно. Но я ненавидела это чувство. Я ненавидела это не меньше, чем чувство, которое опустошало мою грудную клетку и бурлило в животе. Моё тело казалось пустым, бескостным
Раньше больше всего меня ранило мнение Дерека. И всегда по той причине, что это относилось лично ко мне. Я была недостаточно хороша. Довольно симпатичная. Достаточно умная. Я никогда никем не стану. Толку из меня никакого. Ничего не достигну. Все мои человеческие достоинства некомпетентные.
По крайней мере, я могла бы назвать это попыткой манипулировать и контролировать меня. И я это позволяла. Я позволяла этим уродливым, грязным словам исказить мой дух, пока меня не скрутило так сильно, что пришлось выпутываться.
Оскорбления Киллиана были далеко не так ужасны. Он оскорбил меня на профессиональном уровне. Он взял мои надежды и страхи, и бросил их мне в лицо. И он вызвал меня на дуэль.
Но он не посвятил годы тому, чтобы сломить меня. Он не поймал меня в ловушку в своём мире, где он мог отравить меня, где он мог направить меня на медленную смерть. Он не мучил меня.
Он просто разозлил меня.
У меня было два дня, чтобы закончить новое меню и доказать ему, что он ошибается. И я это сделаю.
Я докажу, что они оба ошиблись.
— Неужели это спящая красавица, — хриплый голос отца поприветствовал меня на кухне.
Он стоял у раковины. На полпути ко рту зависла купленная в магазине датская булочка.
Я сморщила нос от вида бакалейной еды, но ничего не сказала ему, потому что эти булочки были его абсолютным фаворитом. Картина моего отца, одной рукой опирающегося на потёртую раковину, а другой держащего какую-то разновидность булочки, крошки которой опыляют его подбородок, была одной из тех, что я всегда буду помнить. Это был мой отец.
— Извини, — пробормотала я сквозь зевок. — Я не привыкла работать так поздно.
Он подмигнул мне.
— Я помню те дни. Они путают твои внутренние часы. Всегда было странно пить пиво в семь утра. Но опять же, ты не можешь закончить рабочий день без пива, — он прикончил вторую половину своей булочки одним укусом. — Раньше это была настоящая дилемма, — его слова были приглушены из-за забитого рта, а глаза были такими задумчивыми, такими яркими и глубокими от прожитых лет, опыта и мудрости.
— Вряд ли мне сложно будет решить.
Папа усмехнулся.
— Да-да, у меня тоже никогда не возникало особых трудностей с принятием решений. Кроме того, если возьмёшь низкий градус, спиртное тоже можно рассматривать как завтрак.
— Так вот как это работает?
Я улыбнулась ему и направилась к холодильнику. Я дотянулась до апельсинового сока и едва смогла удержаться, чтобы не щёлкнуть крышкой и с жадностью выпить прямо из пачки. Отчасти из-за жажды и из-за старых привычек, которые никуда не делись. Я и подумать не могла, что мне придётся вернуться домой в двадцать шесть лет, и в том, чтобы пить прямо из пачки, было нечто такое, что пробуждало во мне четырнадцатилетнего ребёнка.