Твоя Противоположность
Шрифт:
Но не со зла.
Мы безумно любили отца. Он пожертвовал всем ради нас, а потом сумел вырастить нас достойными, успешными взрослыми. По крайней мере, так он воспитал Ванна. Я всё ещё была под властью морской болезни на движущемся взрослом корабле. Но я надеялась, что скоро папа будет мной гордиться.
Очень скоро, так как времени у меня было в обрез.
Звук двигателя прервал наш тихий день, рыча через площадь. Большая часть центра города была оживлённой смесью улиц с односторонним движением и непрерывным потоком транспорта, но центральная улица, с её границей из кирпичных промышленных зданий, превращенных в
Три отдельные площади, одна рядом с другой, могли похвастаться ресторанами, барами, клубами, лофтами и предприятиями, достаточно успешными, чтобы платить непомерную арендную плату. Эта часть города была излюбленной миллениалами2, которые тусовались в клубах до нечестивых часов, и кутил, бросающих свои деньги на экстравагантные обеды и дизайнерскую одежду.
Я не была достаточно богатой, чтобы иметь тут недвижимость, не могла даже арендовать тут помещение. Но специализированный веломагазин Ванна идеально подходил для этого, и после того, как я вымолила и продала душу городскому совету, мне дали временное и неохотное разрешение работать на том же участке.
В это время дня на площади было оживлённо, но не так шумно, как вечером. Звук мотоцикла, проносящегося по площади, заглушил все остальные звуки. Мы с Ванном с одинаковым интересом наблюдали, как гладкая чёрная ракета пролетела через переулок рядом с "Лилу" и остановилась, как будто водитель был из какого-то британского шпионского фильма.
Он выглядел до отвращения круто.
Мурашки пробежали по моим рукам, несмотря на тёплое летнее солнце. Острое осознание пронзило меня, а желудок сжался от нервного ожидания.
— Это он, — подтвердил мои подозрения Ванн. Он повернулся и его глаза озорно блеснули. — Твой конкурент.
Проглотив комок в горле размером с кулак, я проскрежетала:
— Мы не конкуренты.
Я почувствовала ухмылку Ванна, хотя и отказывалась смотреть на него. Я не могла оторвать глаз от чёрного шлема и стройного тела, которое слезло с мотоцикла с такой грацией, которую я никогда в жизни не могу достигнуть.
Я сглотнула и постаралась не задохнуться.
Он посмотрел в нашу сторону. Если мои соседи по площади интересовались серебристым фургоном, расположившимся перед велосипедным магазином, то название "Гурманка", нанесенное ярко-красной краской на фасад, было довольно хорошим намёком на то, что происходит.
Он снял шлем и повесил его на руку, оставив там болтаться. Я вздрогнула, инстинктивно делая шаг назад. Я не могла разглядеть мельчайших деталей его лица, но "я ненавижу тебя" было отчетливо написано на его расправленных плечах и сердитой ауре.
Киллиан Куинн знал, что происходило через дорогу от него, и можно было с уверенностью сказать, что моим поклонником не был.
Я давала рекламу в социальных сетях и в местных газетах с тех пор, как получила разрешение и все необходимые документы для открытия. Я произвела немалый интерес, но Ванн держал язык за зубами со своими соседями. Он сказал мне, что он предпочитает элемент неожиданности. Я же была уверена, что это означало, что он боялся сказать им, что он отдал свою стоянку для ночного фудтрака с едой, боясь того, что они подумают о нём.
— Тогда почему у тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет? — поддразнил Ванн.
Я смогла лишь сдавленно
— Это действительно он?
— Киллиан Куинн во плоти.
Ванн никогда не проявлял интереса к приготовлению еды. Взрослея, мы в основном сами отвечали за своё питание. Если мы хотели есть, то должны были добывать себе пропитание. Наш отец работал в две смены, в первую и в третью, и у него никогда не было сил на семейные ужины или покупки продуктов. Ванн выжил на абсолютном минимуме.
Вот почему он был так счастлив с батончиками мюсли и протеиновыми коктейлями. Они были на несколько ступеней выше его детской диеты из лапши быстрого приготовления и макарон с сыром
Я выбрала противоположный подход. Отказавшись от основных блюд и сбалансированных групп питания, еда стала выглядеть увлекательней для меня. Я мечтала о том дне, когда смогу съесть что-нибудь вкусное. Я стала одержима едой, которая не была дешёвой или простой на вкус.
Хорошая еда стала целью, которая вырастила крылья и когти во время учёбы в младших классах. Моя цель превратилась в живое, дышащее чудовище, когда я попала в среднюю школу и нашла учительницу, которая когда-то была шеф-поваром в Европейском бистро, прежде чем она встретила любовь своей жизни и переехала сюда, чтобы начать новую жизнь.
Она поселилась в родном городе мужа и стала вдохновлять следующее поколение поваров, тогда как ей следовало открыть собственную кухню и сделать себе имя. Она всегда смеялась, когда я говорила ей об этом, настаивая на том, что любовь, брак и воспитание семьи — это самое лучшее, что она когда-либо могла сделать.
Мораль истории? Дети всё портят.
Достаточно спросить моего отца.
Это я к тому, что Ванн нисколько не боялся Киллиана Куинна. Он не читал "Еду и Вино" и не был одержим онлайн блогами про еду на ежедневной основе. Ему не нужно было сравнивать себя с величием на другой стороне площади или желать, чтобы его жизнь пошла в том же направлении, что и у Куинна, вместо того, чтобы стать неистовым крушением поезда, какой стала моя жизнь.
Я наблюдала, как с другой стороны оживлённой улицы Киллиан Куинн смотрит на меня. Мне не нужно было быть рядом, чтобы понять, что это он. Я следила за ним онлайн достаточно раз, чтобы узнать его тёмные, дикие волосы и фирменную бороду, которая выделяла его в индустрии, заполненной чисто выбритыми мужчинами.
Он продолжал пристально смотреть на нас, а мы смотрели на него. Ванн даже не пошевелился, чтобы поздороваться с ним, а я застыла на месте, ожидая, что вот-вот взорвусь от присутствия кого-то столь плодовитого и талантливого.
Я не была уверена, но могла поклясться, что он прищурил глаза при виде свеженанесенной надписи "Гурманка", объявляющей миру о моём бизнесе. Я могла бы поклясться, что его взгляд скользнул по моей забрызганной краской белой футболке и чёрно-белому фартуку, повязанному вокруг талии. Могла бы поклясться, что чувствовала на себе его взгляд, взирающий, вычисляющий, оценивающий мою чёрную бандану, моё лицо, руки, тело, прежде чем он снова посмотрел на фудтрак позади меня.
Я могла бы поклясться, что Киллиан Куинн впитал все до единой мои слабости и неуверенность, включая хрупкую веру, которую я вложила в фургон позади себя. Он взвесил мою ценность и мой талант, или их отсутствие, а затем проигнорировал меня как не что иное, как мимолётное раздражение.