Твоя случайная измена
Шрифт:
Я, отмахнувшись, бросаю в ответ:
— Ты не знаешь его.
«Его» — это слово, как красная тряпка влияет на мужа. Оно продолжает звучать в тишине.
И он повторяет:
— Его? — выбивает из рук упакованный клатч и вцепляется в плечи.
Вскрикнув, я ощущаю спиной жёсткий выступ двери. Пытаюсь его оттолкнуть. Но он точно стена! Несгибаемый, твёрдый, холодный. Взгляд его близко. Склонённый ко мне, он впивается грозным огнём полыхающих глаз. Дышит в лицо своим ужином.
— Ну, давай же, — шепчу я, — Ударь
Ещё мгновение и он отпускает. Резко! Так, что я чуть не ломаю каблук. Нога подгибается.
— Шлюха, — слышу вдогонку.
Спина исчезает. И вскоре на кухне он прибавляет звук телевизора. Тем самым давая добро. Мол, иди! Я тебе всё сказал…
Я поднимаю свой маленький клатч. Глажу его, будто он мог удариться. Хочется плакать. И я кусаю губу. Наверное, до крови! Так как соль ощущается на языке.
После беру себя в руки. Хватаю ключи от машины. И хлопаю дверью. «Тварь! Мерзавец! Свинья!», — хочу прокричать ему в спину. Но этим уходом, я знаю, расставлю все точки над «й»…
Глава 10
Запал мой кончается быстро. Сперва исступлённо давлю на педаль. Дорога пустая, почти. Только редкие встречные фары светят в лицо, вынуждая меня тормозить. Затем понимаю, что всё! Заряд мой иссяк. Беру правее, паркуюсь к обочине. По радио снова Варум. Только теперь ей уже подпевает Агутин:
«Нет в небе моей звезды,
На глубине воды
Где-то она под толщею тайны.
Я буду всегда с тобой,
Буду твоей мечтой,
Буду твоею явью.
Ты будешь всегда со мной,
Я не могу понять,
Как это всё сказать
Смею я…»
И кажется, в этом моменте откровения больше, чем в целом прожитом дне. В целой жизни бок о бок! Как ты посмел? Как-ты-посмел?
Мне так больно, что, даже не слёзы, а стон вырывается из груди. Я прижимаюсь затылком к мягкому изголовью. Пытаюсь унять эту дрожь. До боли сжимаю изгибы руля. И кричу! Нет, стонаю. Для крика нет сил. Будто разом мне вспомнилось всё пережитое. Всё хорошее. Как назло!
И первое слово «люблю», прозвучавшее так внезапно и так откровенно. Первый наш поцелуй, робкий, как будто касание вечности. Первые слёзы, когда его выгнала мама. Моя. Сказав, что Илья мне не пара.
Наши тайные встречи, когда я ей говорила, что иду в библиотеку. Она, наивная, верила! А мы гуляли, взявшись за руки. И целовались до умопомрачения, как будто в последний раз.
Наш первый секс! Мой, первый. У него это было уже не впервой. Как сказала подруга: «Это любовь, детка!». Глаза мои тогда так светились, светилась душа изнутри. И светом этим можно было весь мир озарить.
А потом… Когда он предложил мне руку и сердце, встал на одно колено прямо при всех. И сказал, что любит так сильно, что жизни не видит без той, кого встретил в
А мы тогда вышли на крышу. Из квартиры нас выгнали, слишком громко звучала гитара в стенах. И спрыгнет тотчас, если она не ответит ему положительно. Я, дура, решила его поддразнить! Говорю, мол, мне нужно подумать. А он погрустнел, поднялся, приблизился к краю. Бросил взгляд на меня. Говорит:
— Или да, или нет.
А я отвечаю:
— Не знаю, слишком серьёзное это решение. Ведь это на всю жизнь?
Он кивает:
— Конечно, на всю, — и ногу заносит над пропастью.
Я испугалась тогда не на шутку.
— Илья, нет! — кричу ему. Шагу сделать боюсь, вдруг и правда, сорвётся!
— Нет? — вопрошает, не глядя на всех. А нас было много на крыше. Ребята стоят, затаившись. Кто-то даже всплакнул.
Я головой покачала:
— Дурак, — говорю ему, — Да!
Сейчас это всё так туманно. Так невзаправдашно. Так далеко. И мне хочется вырвать всё это из памяти. Растоптать! Также, как он это сделал со мной. Только что.
«Шлюха», — звучит его финальное слово. Уж лучше б ударил меня! Это хуже удара. Она, эта дрянь его, значит, не шлюха? А я…
Я рыдаю взахлёб. Как ребёнок, утративший веру в добро. Мне так нужно сейчас чьё-то объятие. Чтобы кто-то погладил по голове. Назвал меня нежно и ласково.
Больно! Как больно. Как горько, и слёзы текут непрерывным потоком. Мне уже наплевать на свой тщательный «грим», в котором я собиралась пойти на свидание. На свидание! И на Эльдара, что, скорее всего, уже ждёт меня там, в ресторане. На шашлык, который, скорее всего, уже жарят для нас.
Я хочу в скорлупу. Чтобы спрятаться там ото всех. И забыть это всё. И уснуть безмятежно…
Как долго я здесь просидела. Машины минуют меня, светят фарами. Кто-то даже притормозил. Доброжелательно помахал, вопрошая, не нужно ли чем-то помочь. Я показала им большой палец. Мол, всё хорошо! И осталась стоять на обочине. Нет сил нажать на педаль. Нет сил продолжить.
Откинув солнцезащитный козырёк, смотрю на себя. В квадратике зеркальца видно мои воспалённые плачем глаза. Тушь потекла, и теперь по щекам разливаются тёмные «реки».
Опускаю взгляд ниже. О, нет! И платье запачкала, дура! Так видно пятно на груди. И зачем я накрасилась неводостойкой? Но, я же не думала плакать! Хотелось смеяться в этот вечер. Радоваться жизни. Принимать комплименты своей красоте.
Смотрю на себя. Красота! Ничего не сказать. Нос опух, под глазами озёра. Губы искусаны в кровь. Ну, уж нет! В таком жутком виде встречаться с мужчиной нельзя.
Можно, конечно, исправить ситуацию. Подкраситься заново, вытереть пятнышко. Не такое оно и большое. Да только лицо не исправишь! Выражение это не замазать ничем. И горечь в глазах, как у побитой собаки! Он увидит меня вот такой… И уже не захочет общаться.