Ты будешь моей
Шрифт:
– Пустите, больно.
– Где деньги?
– Да не знаю я, не знаю! Я клянусь вам не помню ни о каких деньгах! Четыре года без памяти!
Я решила надурить его. И хоть у меня действительно долгие годы в памяти ничего не было, про деньги сейчас не врала. Не знала о чем речь. Но этому мудаку знать не обязательно.
– Или вы думаете я жила впроголодь все это время ради удовольствия? Если бы у меня не случилась амнезия, и я просто скрывалась от мужа, то точно бы воспользовалась какими-то деньгами. Но я не мужа не
Градов отпустил меня, и отсмотрев гневным взглядом, поднялся.
– Если соврала, убью тварь! Пискнуть не успеешь.
– Я не вру… отпустите меня, пожалуйста.
– Проверю все, и если действительно не знаешь про банк, или просто не помнишь, тогда придется Захару выплатить мне долг. Но я возьму с него с большим процентом.
– Отпустите меня, прошу, мы обо всем забудем. Сделаем вид, что ничего не было.
– Девочка… на кону стоит огромная сумма денег. Мы не сможем так просто все забыть. Я уж точно нет.
Он прошел к выходу, и уже прикрывая двери, добавил:
– Посиди до вечера, а там может на прогулку поедем. Если твой муж захочет тебя увидеть.
Больше спать я не могла. Каждый шорох, каждое шуршание и движение за дверью нагоняли на меня страх. Я не знала, что будет происходить дальше, и боялась самого худшего исхода. Боялась, что им надоест искать то, чего нет, и они просто меня убьют. Я не понимала в принципе почему это происходит. Неужели я четыре года жила без памяти, чтобы потом вот так умереть. За что? почему это происходит? И могли ли быть у моего отца тайны от нас с мамой? Ведь знала бы мама хоть что-то, она бы обязательно мне сказала.
Устав лежать на матрасе, который, к слову, был не только старый, но еще и тверды, я осторожно поднялась на ноги. Голова слегка кружилась, но это скорее из-за голода. То, что мне приносили, есть было невозможно. Сухая каша, из которой сложно и ложку то достать.
Уроды!
Осмотрелась. С первых минут моего прибывания здесь ничего не изменилось.
Спасибо хоть в туалет выводят, а не заставляют прямо здесь справлять нужду.
Босая прошлась по комнате, осторожно разминая шею. Все тело болело от того, что я постоянно лежу и практически не двигаюсь. Для меня это оказалось сложно.
Все свое время я старалась проводить активно. То на работу, то в магазины за продуктами, за ребенком в сад и обратно. Мы часто гуляли с ним в сквере у дома. Да даже с появлением Захара в нашей жизни я всегда была активной. А теперь…
Теперь я понятия не имела как там мои родные. Все ли с ними хорошо, и знает ли Захар что меня похитили.
Как же я за ними скучаю.
Руками прикрыла лицо, ощущая, что из глаз снова покатились слезы.
Не знаю сколько еще так продержусь, но мне нечего сказать Градову на счет денег. Я понятия не имею откуда он вообще взял такую нелепую информацию.
Деньги,
Ненавижу! Я же и память тогда потеряла из-за этих же денег. Семью тогда потеряла на долгие годы.
Где же мне их взять только бы отстали от меня!
Хотелось закричать, зарычать как раненый зверь, чтобы хоть кто-то меня услышал. Помог, сказал, где эти деньги. Сама я не вспомню, потому что нечего вспоминать… нет у меня денег. Я даже не знаю о какой сумме идет речь.
Повернувшись к стене, уперлась в нее локтями, и лбом уткнулась в ладони.
Что же мне делать. Как выбраться отсюда. То, что Градов не поверит мне, я уже поняла. Хоть убейся я должна знать где деньги. А я не знаю. Их нет. И единственный кто мне может помочь это муж.
Господи, как же все это сложно, и страшно.
Вздрогнула, услышав скрип задвижки, исходящий от двери. Несколько секунд шуршания и чьего-то злого рыка. Дверь открылась, и увидев меня в комнату влетел Гордей.
– Сыночек, - я рухнула на колени и сразу же сгребла его в объятия. Мой родной мальчик, мой любимый.
Этот запах, Господи, запах моего ребенка.
– Мамочка.
– Пусть посидит с тобой. Через час поедем на приговор, - буркнул Гринич и захлопнул дверь с другой стороны.
– Маленький мой, как же ты оказался здесь. Гордеюшка, - мое сердце разрывалось на части. Я понятия не имела что происходит, где Захар и мама. Почему мой сын оказался в заточении, как и я.
– С бабуськой гуляли.
– Где бабушка, милый? Где она?
– Не наю. Меня тот дядя заблал.
– Дядя забрал? А где вы гуляли, милый?
Он пожал плечами, а я громко вздохнула от отчаяния, и снова прижала малыша к своей груди.
Понимала, что от ребенка много не узнать. Был бы он постарше.
Резко отстранилась и осмотрела малыша на возможные ушибы или раны. Но слава Богу, с ним все было хорошо.
– Тебя не обидели, Гордей?
– Нет. Не обидиви.
Следующий час я просто не могла отлипнуть от сына. Постоянно его обнимала, целовала, поглаживала спинку. Не могла отпустить от себя. Не хотела. Было огромное желание - чувствовать его, и вдыхать запах. Я должна знать, что с моим ребенком все хорошо. Пусть лучше меня на куски режут, а его чтобы даже пальцем не тронули. Не позволю.
Через время услышала, как начало урчать у него в животе, и от этого душу пронзала дикая режущая боль. Я каждый раз зажмуривалась, и кусала губу, чтобы не расплакаться. Понимала ничем не могу помочь. Сама готова была упасть в обморок от голода, но сын…
Нет, я не могла сидеть сложа руки.
– Милый, посиди здесь.
Поцеловала его в лоб, и поднявшись прошла к двери.
– Откройте! – закричала я, стуча по железному покрытию. – Откройте немедленно! Откройте!
За дверью послышался шорох, скрип, и она открылась.