Ты будешь моей
Шрифт:
– Ты че шумишь, коза?
– Виктор, не будь сволочью, покорми ребенка!
Он резко схватил меня за подбородок, и прижав спиной к стене, угрожающе навис надо мной.
– Закрой рот, шмара, иначе я его тебе сам заткну, и не посмотрю на запрет Градова. Пошла села к своему сосунку и жди приговора.
– Ты же не совсем конченый, покорми малыша. Он голоден.
– Вам все равно не долго осталось, зачем тратить еду? – хмыкнул он, поглаживая мое лицо своей клешней.
– Будь ты проклят, ублюдок! – прошипела я, за что
Гринич оторвал меня от стены и швырнул на пол, следом за собой закрывая двери.
– Мамочка, - прошептал малыш, подбегая ко мне.
Я сморщилась от боли, хватаясь за плечо и локоть.
– Мамочка.
– Все хорошо, сынок. Все хорошо, милый.
– Люблю маму.
– И я тебя люблю, милый. Очень-очень люблю. Ты дороже всех на свете.
Совсем скоро к нам в комнату пришел Градов с ублюдком Витей и еще одним мужиком.
Дмитрий осмотрел нас с превосходством в глазах, и кивнув, вышел.
Я снова схватила Гордея на руки, но Виктор вырвал его из моих объятий, а сын расплакался.
– Мамочка.
– Я здесь, я рядом, сыночек.
– Пошла вперед!
Нас как под конвоем вывели на улицу. Я то и дело смотрела на Гордея переживая, чтобы ему не навредили. Он всхлипывал, а Гринич постоянно нервно тряс ребенка. В эти моменты я готова была разорвать тварь на мелкие кусочки. Он гадкое чмо, посмевшее трогать моего сына.
Ненавижу, презираю это ничтожество.
– Если ты еще раз его потрясешь так, я клянусь, подействует не только мое проклятие. Но я с того света приду и уничтожу тебя.
– Заткнись уже…
– У меня бабка была ведьмой, я кое-что умею. Могу даже твое будущее предсказать. Хочешь?
– Повесели, - хмыкнул он, останавливаясь у машины. Я огляделась, но слова сказать не успела, когда услышала его голос: - даже не думай о побеге. Сразу пристрелю, обоих.
– Мой приговор тебе – ты сгниешь в овраге.
– Хорошо. Теперь шевели булками, запрыгивай в машину.
Я таки отобрала у него сына и вместе с ним забралась на заднее сидение черного внедорожника.
Не знаю, куда мы ехали. Боялась я только за Гордея. Он был важен для меня как никто другой. В эту минуту, в эти длинные полчаса пока мы ехали в неизвестном направлении у меня перед глазами пролетело все детство малыша. Я продолжала носом утыкаться в его макушку, и прикрыв глаза тихо рыдала. Мое сокровище, мое маленькое тельце, мое самое большое счастье.
Если есть Бог, я прошу его уберечь моего ребенка. На себя плевать, пусть только малыш живет. Пусть ему ничто, и никто не навредит. Он же только жить начал, он ни в чем не виноват.
Оставшийся путь я молила Бога за сына.
А когда авто остановилось по прибытию в пункт назначения, мое сердце пустилось в пляс, и стало дурно настолько, что казалось меня вот-вот вырвет.
Нас повели в какое-то помещение, что-то вроде заброшки. Теперь рядом шел Градов и еще один мужик. Виктора рядом не наблюдалось.
Сына
От шока я не сразу поняла, что произошло, и лишь опустив голову, тут же рухнула на землю. Темнота, и теплая жидкость, растекающаяся по груди.
– Мамочка… моя мамочка.
Глава 40
Марианна.
– Суд постановил – признать виновным Сарбаева Захара Денисовича в убийстве Сарбаевой Юлии Алексеевны и Градова Дмитрия Валерьевича, и назначить подсудимому наказание в виде лишения свободы сроком десять лет…
Дальше я не слушала что говорит судья. Перед глазами пелена, а в душе дикий страх того, что какой-то мерзавец решил судьбу моего брата. Тело сковало тисками, и я сквозь слезы посмотрела на Захара. Он едва заметно качал головой, но смотрел на меня пустым, ничего не отражающим взглядом.
Десять лет…
Пальцы сжались в кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу.
Так не должно быть, не с моим братом, не с самым добрым и справедливым человеком в мире. За что?
По щекам покатились слезы градом. Душу выворачивало наизнанку. Ужасно хотелось кричать, драться, что-то бить. И я не сдержалась. Заплакала горько, закричала навзрыд, чтобы хоть как-то уменьшить свою боль. Даже живот сковало спазмом, и я согнулась пополам, не в силах стоять ровно. И только брат, Гриша, поддержал меня, не позволив упасть.
Захар и Гриша – два самых родных на этом свете человека. Два моих брата. И одного решили отнять, как когда-то отняли родителей…
– Отпустите его! Отпустите! – кричала сквозь слезы, но знала, что меня никто не услышит.
Только братская рука не давала мне упасть на пол и быть затоптанной толпой бездушных тварей.
– Марианна, послушай.
– Пустите его. Слышите! Бессердечные! Пустите!
– Марианна, успокойся. Успокойся, говорю тебе. Сестра! – продолжал призывать меня к разуму Гриша, но я словно не слышала его слов. Продолжала кричать, крепко сжимая руки в кулаки.
– Отпустите! Не виноват Захар, не виноват.
Я знала, Гришу самого рвет от несправедливости, но ради меня он сдерживается, боится если сорвется, тогда быть еще одной беде. Подхватил меня на руки и вынес из зала в коридор. Усадил на подоконник и осторожно ударил по щекам приводя меня в чувства.
– Мари, нельзя так, ты пойми. Мы находимся в суде и все твои слова…
– А то, что посадили невиновного человека, а то, что у него отняли десять лет жизни, так можно?
– Нельзя, Мари, нельзя.