Ты будешь страдать, дорогая
Шрифт:
Причесавшись на скорую руку, она натянула легкий сарафанчик и выскочила из комнаты. Если в мире есть хоть капля справедливости, то Майк в этот момент как раз заводит мотор самолета. Она сбежала вниз по лестнице, постучала в кабинет и вошла, не дожидаясь ответа.
Утром Агустин де Навас выглядел не менее сурово, хоть и оделся попроще — в легкие серые брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Он сидел за столом и, увидев, что она вошла в кабинет, откинулся на спинку кресла.
В этот миг все снова навалилось на нее — прошлый вечер, его спор с Фелипе, Бьянка, злобно подливающая
— Мария сказала, что вы съели блюдо, которое не переносите. Довольно глупо, вам не кажется?
— Полный идиотизм, — согласилась Джемма, к которой вернулись мужество и присутствие духа.
— Я приношу свои извинения за наше поведение вчера вечером. С нашей стороны это была неописуемая дикость, а вы ведь гость в нашем доме.
Джемма покачала головой:
— Я не гость в вашем доме, сеньор…
— Называйте меня Агустин. Согласно кивнув, она продолжила:
— Я приехала сюда, чтобы выполнить определенную работу, и сожалею, что из этого ничего не вышло.
Очевидно, он не слышал ее, поскольку в следующее мгновение заявил без обиняков:
— В Лондоне у вас был роман с моим сыном. Я бы хотел услышать об этом.
Она удивилась; ее глаза округлились.
— Не думаю, что это имеет к вам какое-то отношение, — быстро проговорила она. Она не желала не только рассказывать, но даже и думать об этой истории.
Он повел бровью.
— Вот как? Вы здорово нарушили мои планы относительно судьбы сына. Полагаю, что это имеет отношение ко мне.
— Но не ко мне! — твердо заявила Джемма. Она не желала подвергаться перекрестному допросу, как будто она преступница. Она не совершила ничего страшного — во всяком случае, сознательно. — Меня вам бояться нечего. Я не собираюсь замуж за вашего сына. И намерена уехать как можно скорее.
В ответ на это высказывание он наградил ее язвительной улыбкой.
— Вас пригласили сюда для того, чтобы вы написали мой портрет, — и вы его напишете.
Джемма от неожиданности даже раскрыла рот. Нет, только не это, только не тактика жесткой руки с его стороны — она уже достаточно натерпелась от Фелипе!
— Вы не понимаете…
— Вас пригласили написать мой портрет, и вы это сделаете.
— Я хочу разорвать контракт, — с вызовом бросила она. Она не может остаться. Даже если ей придется потерять уйму заказов — она согласна, лишь бы освободиться. — Вы не хотите этого портрета, а я не хочу его писать…
— Потому что я отказываюсь дать согласие на брак с моим сыном?
— Мне кажется, Фелипе достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения, но дело не в этом. Я не хочу выходить за него — все остальное ни при чем. — Конечно, он не может знать, насколько этот брак невозможен в любом случае. Да, именно невозможен!
Он поднялся на ноги — высокий, величественный — и обошел стол, чтобы быть поближе к ней. Присел на край стола.
— Вы уже дважды сказали, что не хотите выходить за него.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Джемма чуть не поперхнулась. Она заставила себя успокоиться и выдавила ответ:
— Это мое дело.
— Вы его любите.
Она больше не в состоянии была этого выносить. Если бы ей не требовалось его разрешения на то, чтобы Майк увез ее отсюда, она молнией вылетела бы из комнаты.
— Ваши вопросы кажутся мне вызывающими, — отозвалась она, не справившись с обидой в голосе.
— Извините, я не хотел вас обидеть. — Он произнес эти слова так мягко, что у Джеммы подпрыгнуло сердце. Нежность. Подобного качества она в нем не ожидала, даже не думала, что он на него способен.
— Вы… вы меня не обижаете. Я… я понимаю ваш интерес.
— Верно, мне интересно, — пробормотал он. — Вы мне любопытны.
Джемма внезапно почувствовала, что должна быть настороже. И не заметишь, как проговоришься, расскажешь что-либо связанное с матерью, напомнила она себе и предприняла отвлекающий маневр:
— Вы мне тоже любопытны. — (Он удивился.) — Почему вы считаете своей обязанностью устраивать брак своего сына?
Глаза его предупреждающе сузились.
— Теперь ваши вопросы кажутся мне вызывающими, но в плане разъяснения я в какой-то мере ваш должник. Вы наверняка слышали выражение «держаться своих». Я хочу, чтобы Фелипе женился на одной из «своих».
— Почему? — напрямик спросила Джемма.
— Потому что так должно быть. Вы принадлежите к другой культуре и не знаете наших обычаев. Фелипе будет куда спокойнее, если его жена окажется одной с ним культуры.
Культура как экспериментально выращенный микроб!
— Удобный брак? Мне казалось, что о них забыли еще со времен Чарльстона. Ваш брак тоже был таким? — Она осознала, что задает этот опасный вопрос ради своей матери. Пытается выудить хоть каплю информации о нем.
— Да, — признался он.
— И… и вам посчастливилось полюбить? — Зачем она это делает? Ее мама любила этого человека, все еще любит его, так зачем же узнавать то, что может ее задеть?
— Для хорошего брака любовь не нужна; любовь может прийти позже, — негромко произнес он.
Но к вам не пришла, хотелось ей добавить. По его тону Джемма догадалась, что его брак так и не стал удачным. Она проследила, как он обошел стол, снова сел в свое кресло, и гадала, что вызвало горечь на его лице.
— Если вы себя чувствуете в силах, я бы хотел начать работу сегодня.
— То есть… портрет? — недоверчиво прошептала Джемма. — Но… я не хочу. То есть… это невозможно.
— Нет ничего невозможного. Нелегко — может быть, но не невозможно.
— А вам не кажется, что это несправедливо, несправедливо по отношению ко мне — после всего, что случилось? — с жаром запротестовала Джемма. — Вы продолжаете надеяться, что после вчерашнего вечера я здесь останусь? — А особенно после той ночи и после всего, что я узнала, рвался из нее крик. Но об этом никому не расскажешь. Какая кошмарная тайна тяжким грузом легла на ее душу до конца ее дней!