Ты будешь страдать, дорогая
Шрифт:
— Я познакомился с ней в Англии, полюбил, думал, что и она полюбила меня…
Она любила и любит до сих пор, про себя сказала Джемма.
— Меня неожиданно вызвали домой, и я думал, что она меня дождется, но нет. Она вышла замуж, родила ребенка, прелестную дочку.
Пальцы Джеммы стиснули кисть, а сердце заколотилось так громко, что даже он должен был услышать. Откуда он узнал, что мама вышла замуж и родила дочь?
— Вы вернулись к ней? — Если и так, то, наверное, слишком поздно — точно так же, как и Фелипе опоздал со своим звонком
— Не очень скоро, — продолжал Агустин. — Вернувшись в Венесуэлу, я нашел отца умирающим, а компанию на грани краха. Пока я был в Европе, отец нашел для меня жену — из семьи, чье состояние могло вытащить нашу компанию из кризиса. Я согласился, учитывая его тяжелую болезнь, но сам надеялся решить проблемы до его смерти и до краха компании — с тем чтобы мне не пришлось на ней жениться. — Он тяжело вздохнул. — Время летело, недели складывались в месяцы, а я только и делал, что сражался за судьбу компании и мечтал о любимой женщине, которая ждет моего возвращения. Как только отцу стало немного лучше, я улетел в Англию. Исобель исчезла. Я нанял детективов, чтобы ее отыскали.
— И им это удалось? — шепнула Джемма, борясь со слезами, так как ее сердце разрывалось от боли за своих родителей.
— Да, они ее нашли, — быстро отозвался Агустин. — Замужем. Она не теряла даром времени, тут же нашла нового возлюбленного и родила от него ребенка. Меня душила ярость, но все же я отправился в Суррей — по тому адресу, который мне сообщили. И я увидел ее, она играла в саду со своей очаровательной дочерью и вся светилась счастьем, как умеете только вы, англичанки. Я смотрел на них из машины, но не рискнул заговорить с ней: в тот миг я понял, что у нас все равно ничего бы не вышло. Ее любовь оказалась недостаточно сильной, раз она не дождалась меня.
— Может быть, вам стоило позвонить или написать ей после отъезда в Венесуэлу, чтобы она знала, что у вас случилось, — задумчиво произнесла Джемма. Она не сомневалась, что ее мама дождалась бы своего возлюбленного, если бы хоть что-то знала о тех бедах, которые свалились на него, — точно так же, как и она, Джемма, дождалась бы Фелипе, если бы он сразу же позвонил ей из Нью-Йорка. Но в случае с Фелипе нужно благодарить Бога за то, что звонок опоздал.
— Я писал… — (В ответ на это Джемма вскинула голову.) — Но не получил в ответ ни слова, хотя наша любовь казалась мне такой огромной…
— Она могла и не получить этого письма! — вырвалось у Джеммы. Наверняка так и было: мама не получила письма. Иначе она бы ответила, дождалась бы его возвращения. Она любила его. Господи, да возможно ли, чтобы им было отказано в любви и счастье из-за какого-то утерянного письма? Такое случается только в романах да в мелодрамах.
Агустин передернул плечами.
— Какая разница. Мне открылась правда. Вот почему, как я уже говорил вам…
Он замолчал, и рука Джеммы тоже замерла на полпути к холсту.
— Что? — шепнула она.
— Что лучше держаться своих. Мы с Исобель принадлежали к разным
Исобель была беременна, готова была закричать Джемма, ждала вашего ребенка! Двадцать шесть лет назад жизнь так отличалась от нынешней… двадцать шесть лет назад… Где-то в глубине ее сознания родилась странная мысль и напоминала о себе с такой настойчивостью, что у Джеммы даже закружилась голова. Нет, не сейчас, решила Джемма, она вернется к этой мысли позже…
— Вы женились на той женщине, которую для вас выбрал отец? — мягко настаивала Джемма на продолжении рассказа: ей нужно было узнать все до конца.
— А мне больше ничего не оставалось. Желание бороться покинуло меня. Я дал отцу то, что он ждал: успокоение, мир в душе, с которым он сошел в могилу.
— Но эта студия. Зачем же вы ее построили, если знали, что женитесь на другой женщине? Агустин улыбнулся.
— Какой у вас пытливый ум! Вы мне не поверите, если я расскажу.
— А вы попробуйте.
— А смеяться не будете?
— Это смешно?
— Вам вполне может так показаться. Вся эта романтическая история вообще может показаться вам невероятной, особенно из уст такого жесткого старика, как я.
Джемма усмехнулась.
— Продолжайте, позвольте мне самой вынести приговор — смешно это или нет. — Разве ее могло теперь в жизни хоть что-нибудь рассмешить?
Он рассказал ей душераздирающую историю. Эта трагедия не должна была случиться. Но она случилась, а об ее отголосках Агустин никогда не узнает.
— Я понял, что люблю Исобель, уже через неделю после знакомства. Всего одна неделя — но я знал, что хочу навсегда связать с ней жизнь. Разве это не кажется вам смешным?
Джемма покачала головой. Слезы жгли ей глаза, закрывая от нее портрет. Одна неделя! Она проглотила комок в горле. Смешно? От подобной горькой иронии у нее готово было разорваться сердце!
— Я договорился о строительстве этой студии через неделю после знакомства с Исобель. Это должно было стать для нее сюрпризом. Она была художницей, как и вы, и я собирался сделать ей такой свадебный подарок. Я никогда не говорил ей об этом, даже предложения от меня не последовало — мы были слишком поглощены любовью, чтобы думать о будущем.
Сделав вид, что ей потребовалась другая краска, Джемма отвернулась к раковине. По щекам у нее текли слезы, и она смахнула их тыльной стороной ладони. Позади она услышала его шаги и постаралась взять себя в руки, борясь с тоской, раздиравшей ее на части.
Она повернулась к нему, и он улыбнулся, прикоснувшись к ее подбородку.
— Ну вот, как я и предвидел, мои признания показались вам смешными, да?
Слезы в ее глазах он принял за блеск смешинок!
Она покачала головой.
— Нет, Агустин, не смешными — печальными. Знаете, я-то вас понимаю. У нас с Фелипе была всего лишь неделя.