Ты моя одержимость

Ангелос Валерия

Раздирает к чертям.

От собственного бессилия дохну. От того, что не могу повернуть время обратно. Изменить. Исправить. На хрен мне деньги? На хрен власть? Все пустой слив.

Я ни о чем не жалел. Никогда. Всякое дерьмо случалось, но я не грузился, а двигал дальше, стискивал зубы и терпел любую боль. Выгрызал будущее. На прошлое не оборачивался.

Теперь тоже не жалею. Жалость - слишком мелкое и слабое чувство. Никак не отражает настоящие эмоции.

Я себе вены перекусить готов. Глотку свернуть. Хребет раздробить. Жилы вытянуть,

выдернуть по живому. Но этого мало. И главное - это ни черта не поменяет. Не даст возможность вернуться в тот дьяволов вечер и спасти ее, мою девочку.

– Отсюда снимали, - говорит Резник и указывает на место, где явно была прежде установлена камера.

Он бросает фразу, чтобы вывести меня из ступора. Знает, я уже в курсе, откуда все наблюдение велось. В самолете то гребаное видео на повтор поставил. Поэтому угол обзора быстро определил. По прилету получил предварительный отчет от экспертов: монтаж. Наложили мою рожу на рыло будущего мертвяка. Тело не меняли.

Странная херота. Татухи у нас совпадали. А в остальном на первый взгляд суть и не просечешь. Высокие. Крупные. Типаж схожий. Прибавить темноту - не отличить.

Дерьмище. Ну допустим, про наколки я и так догадался, еще когда мастера грохнули. Понятно, что пытались скрыть, кому еще он мои татухи набивал по заказу.

Только какой дегрод решил повторять за мной? Почему?

Муторно становится. Я бы решил, что подставил девчонку. Пообщался с ней и привлек всякую падаль. Но ее раньше пасли. Шалаву ту к ней подослали, наркоту подмешали.

Месть Генералу. И я. В чем связь? Не вижу логики. Или не там ищу?

Я прохожу вперед. Стараюсь отключиться. Представляю, будто это не личное, а чужое задание. Рядовая работа. Без напряга.

Что я упускаю? Что, блять?!

Нет, вырубить такое нельзя. Прошло столько лет, а кажется, все случилось вчера. Запах крови.

Боль. Агония. Крики. Гребаное видео без звука пришло, но я и так слышу вопли. Отчетливо. Каждый стон. Каждый всхлип. Моя девочка зовет на помощь, а я ни хрена не могу сделать.

Кровавые следы. Они гораздо ярче вспыхивают перед глазами. Алое зарево. Багровый цвет льется рекой. Застилает все вокруг, мешает уловить детали.

– Тут был кто-то еще, - опять подает голос Резник.
– Здесь. Еще одна камера. И съемка велась вручную. С другого угла. Конечно, надо подождать, что спецы по итогу выдадут. Но с учетом тех кадров, где чужая рожа перекрыта твоей, я бьюсь об заклад: он сидел здесь.

– Он?

– Вряд ли бабе поручили такое кино снимать.

Я подхожу ближе, изучаю место.

– Зачем вообще записывать этот фильм?
– мрачнею.
– Генералу его не отправили. А я тогда был мелкой сошкой. Особого интереса не представлял.

– Для себя, - говорит Резник.
– Для кайфа.

– Ты серьезно?

– Не я, - башкой мотает.
– Он. Ты сам не выкупаешь, что ли? Он сидит здесь. Весь такой из себя довольный. Король. Круто же придумал. Устроил спектакль. Как по нотам здесь сценарий

расписал и снял.

– Стоп, - обрываю.
– Повтори. Как ты сказал?

– По сценарию все. Не явно.

– Другое повтори.

– Он король положения. Сам остается за кадром. По ту сторону камеры. Грязную работу за него другие делают. Он тупо наслаждается. От себя кайфует. Это самодовольство из него аж прет. Я уверен, его ДНК тут нигде не нароют. Хоть по кирпичам разбери. Он следов не оставляет. Продумывает четко. Шаг за шагом. Случайности читает.

– Король, значит, - челюстями скрежещу.
– Кайзер.

– Дался тебе этот трупак. Лучше подумай про реального заказчика. Вот такие типы и правда живучие. Их в тачках не подрывают. Обычно наш «королек» оставался в тени. Теперь же решил сыграть в оператора. Почему?

Теорию Глеба можно разнести в пух и прах. Легко. За секунду. Камеру могли поставить на стол. Вот он, этот гребаный стол. Врубай и ставь, сама запишет. А портрет заказчика вылеплен из домыслов. Фактов ноль. Доказательств нет.

Только у Глеба чуйка на такие штуки. Разбирается он. Считывает по фрагментам. А обосновывают пускай опытные эксперты. У моего друга собственный метод.

Резник след взял. Не отпустит. Но и мне пора подключиться.

– Это личное, - говорю.
– Давняя вражда. Не год и не два. Долгий замес.

– Генерал его знает, но сам не понимает, где и как искать. Врагов у него до черта. Но такой заклятый один. И думаю, гадит постоянно. Чуть есть возможность - прижимает. Только ловкий он. Вечно ускользает и держится в тени.

– Что со стола забрали?
– обращаюсь к своим людям.

– Пустая пачка сигарет. Зажигалка.

– А пепельница?
– оживляется Резник.
– Или что-то вроде? Окурки?

– Ну ребята еще проверяют, но пепельницы точно не обнаружили. Окурки внизу разбросаны.

– Верно, - бормочет Глеб и шагает в сторону.
– Там, где крови больше, там и окурки валяются. Так и должно быть.

– Ты про что?

– Ты понял, - не оборачивается.
– На ней ожоги были. Много мелких ожогов. Он сигареты поджигал не ради курения. Окурки оставил, потому как на них все равно лишних следов не найти. Нет там никакого материала. Он в перчатках всегда.

Тянет вниз. На колени. В землю.

Я опускаюсь рядом с тем стулом. Бью. Просто врезаю кулаком. Еще и еще. Поднимается пыль. Комья высекаются, хотя грунт утоптан. Я молочу снова и снова. Бездумно. Просто знаю, что должен выплеснуть это. Выпустить. Иначе совсем чеку сорвет. Заклинит.

Гребануться.

Я тебя найду. Найду. Сука. И ты пожалеешь, что не сдох. Позавидуешь мертвым. Я тебе каждый грех отпущу. Зубами из глотки выдерну. Разорву тварь. Мразь. Раскатаю в ноль. Я тебе покажу, что такое настоящий страх.

Рассекаю руку до крови. Напарываюсь на железо и в момент трезвею. Разрываю землю, достаю перстень. Печатка с орлом. Дрянь. До чего же знакомо. С детства прямо.