Ты - моя половинка
Шрифт:
Здесь повсюду, Эй Джей не сомневалась, есть цветы. Она угадывала это по запаху. На где именно находится это «здесь», ей не дано было знать. Сан-Кристобаль — россыпь гор и утопающих в джунглях поселений. Женщина знала лишь то, что боевики доставили ее сюда из спящей деревеньки Ла-Палома, в которой она работала.
Ночь не была тиха, как ей, оглушенной храпом старенькой больной монахини, показалось сначала. Теперь она могла разделить эту симфонию звуков на отдельные компоненты. Ясно слышались кваканье лягушек, чьи-то шаги
Эй Джей могла закрыть глаза и увидеть все это — так отчетливы были эти детали укутанной ночным мраком жизни.
И где-то недалеко — человеческий возглас, а если вслушаться, то приветствие, произнесенное на испанском. Дальний клич — пума настигла добычу. И снова ветер в кронах деревьев извещает о затяжной засухе, шелестя обезвоженными листьями.
Эй Джей старалась не сожалеть, что приехала в Сан-Кристобаль. Но не могла не вспоминать родной Техас. Она наслаждалась изысканным разнообразием ночных звуков, а в сердце сгущался ужас. Страх заставлял двигаться губы Эй Джей, она неразборчиво повторяла дневные молитвы сестры Марии-Елены, которые обеим женщинам представлялись единственным спасением от паники.
Эй Джей понимала, что слабеет с каждым днем, с каждым часом. В особенности ночная бессонница оказалась жестоким испытанием. В дневные часы женщины еще кое-как подбадривали друг друга. Теперь же она была наедине с неизвестностью, и эта неизвестность грозила зловещим исходом. Эй Джей не хотелось признавать, что она падает духом. Но факт оставался фактом. Она сдавала.
И с каждым днем надежда на спасение становилась все меньше. Теперь американка мечтала хотя
бы еще раз увидеть солнечный свет, услышать утренний щебет птиц, крики бесноватых мартышек. Уже это стало бы для нее избавлением. Безумие, сумасшествие, вызванное кромешным ужасом, было почти осязаемым. А голубизна небес могла хоть в какой-то мере поддержать силы после семидневного заточения.
Каждая ночь начиналась с того, что она искала отдушину в воспоминаниях о Дэне. Она принуждала тело и разум томиться по нему, убегая в грезы. Потом мысль непременно обращалась к другому повелителю ее дум — неведомому Эль Джефе.
Эй Джей встала на цыпочки, расслышав неопределенный, не слышанный прежде шум, она попыталась дотянуться до одной из узких пробоин в стене, служивших своеобразными окнами. Ее глаза расширились. Темная тень скользнула мимо, на короткий миг заслонив собой звездное небо. Потом еще череда звуков — опасливых, приглушенных.
– Достопочтенный Келлехар!
– Глухо и отрывисто. — Вы здесь?
– Слова прозвучали тихо, но четко. — Господин Келлехар! — позвал мужской голос.
Американец, поняла женщина.
– Да-да, мы здесь, - прошептала она.
— Сидите тихо. Ждите. Я должен еще обезвредить сменщиков вашего караульного. После чего приду за вами.
— Вы кто?
– Лейтенант
— Слава небесам, Господь нас услышал, — невольно подражая сестре Марии-Елене, проговорила женщина.
— Вы в порядке?
– Да.
— Не ранены?
— Я нет, но сестра Мария-Елена тяжело ранена.
— Простите за вопрос, я должен верно оценить ваши физические возможности. Сколько вам лет?
— Мне тридцать два, сестре Марии-Елене более шестидесяти. Она ранена боевиком при попытке сопротивления, когда нас взяли в заложники в деревне. Боюсь, в этом состоянии она не способна на подвиги, хотя кто может знать это наверняка?
— Она гражданка США?
– осведомился лейтенант Уэст.
— А какое это имеет значение? — возмутилась женщина. — Она такая же заложница, как и я.
— Я командирован освободить заложников, если они граждане Соединенных Штатов. У меня нет полномочий вмешиваться во внутренний конфликт противоборствующих политических сил и рисковать успехом выполнения задания, мэм. В любом случае только быстрота спасательной операции позволит добиться желаемого. Партизаны не позволят сесть на здешнем плато американскому вертолету. Придется выбираться отсюда пешком.
— И вы предлагаете бросить сестру Марию-Елену здесь?
— Это не обсуждается, леди.
— Я не брошу ее. Можете возвращаться и доложить обо всем своему начальству, лейтенант Уэст, — отчеканила Эй Джей, одновременно проклиная себя за эти слова.
— Что вам известно о намерениях Эль Джефе в отношении вас, мэм? — сохраняя спокойствие, прошептал военный.
— Вы в своем уме, лейтенант? У сестры Марии-Елены рана на ноге, полагаю, инфекция вызвала лихорадку. Что, если это гангрена? Она умрет и без помощи Эль Джефе.
— Леди, вы верно заметили — монахиня умрет в любом случае. Даже если мы возьмемся тащить ее на себе, как бы вам хотелось. Тогда погибнем втроем. Выбирайте.
— Вы заставляете меня выбирать? — растерянно произнесла она.
—Вот именно. Выбор — это именно то, что каждому из нас приходится делать по несколько раз на дню, и не всегда он бывает верным. Но пока мы живы, ошибки поправимы, мэм. Решение за вами. Либо погибаем все трое, либо только один, — доходчиво растолковал лейтенант Уэст.
— Я не могу, — голосом, полным слез, протянула Эй Джей.
— Сидите молча, — просипел лейтенант и, по всей видимости, удалился.
Он отсутствовал какое-то время, а Эй Джей изматывала себя моральными дилеммами, тем не менее ободренная появлением земляка.
Когда лейтенант Уэст вновь оказался под дверью их узилища, он говорил уже достаточно громким голосом, вероятно, больше не опасаясь быть обнаруженным боевиками, но все-таки с оттенком осторожности.
— Что вам известно о пикапе, припаркованном за бараком? — задал он вопрос.