Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака
Шрифт:
Взору юного рыцаря де Мазаурика во всем своем великолепии предстала византийская столица. Он восхищался ее храмами и церковным убранством, возвышенной архитектурой дворцов, изысканными нарядами и укладом жизни. Теперь Себастьяну его малая родина казалась отсталой провинцией, где даже главные города не могли сравниться с рядовыми селениями великой Византии, преемницы Римской империи. Он никогда не видел ни таких фресок, ни таких изысканных орнаментов, которыми поражали его взор здания Константинополя.
Но и роскоши Константинополя удивляться Себастьяну долго не пришлось. Святое воинство, выступавшее под именем Христа, вскоре вступило
Когда бои продвинулись до собора Святой Софии, где содержались христианские реликвии, перевезенные когда-то римскими императорами из Иерусалимского храма, рыцарь де Мазаурик ворвался в хранилище. Там под стеклом на расшитой золотой нитью серебристого цвета подушечке лежало копье Лонгина, которым, по легенде, римский легионер проткнул между ребер тело Иисуса Христа. Рядом в алмазном обрамлении покоились остатки креста, с которого сняли Иисуса, и гвозди, которыми его к кресту прибили, а также хрустальный сосуд, где якобы хранилась его кровь. Внимание рыцаря из Окситании, растерявшегося при виде этих бесценных реликвий, привлекла чаша, из которой, по легенде, Иисус пил во время Тайной вечери накануне Пасхи. Сине-зеленый камень, который украшал эту чашу, приковал к себе взор Себастьяна и вынудил его действовать. Секундой позже чаша нырнула в поясную сумку рыцаря де Мазаурика.
Еще через пару часов, когда окончился бой, и другие христианские реликвии оказались в руках у крестоносцев, чтобы позже всплыть уже в Западной Европе. После дикого разгрома, устроенного крестоносцами в Константинополе, Византия уже не смогла оправиться. Многие памятники античного искусства исчезли навсегда. Часть населения погибла, храмы были разрушены. На обломках Византийской империи позднее было создано государство крестоносцев. Полвека спустя византийцы с помощью турок снова отвоевали Константинополь, а в XV веке Византия исчезла как государство уже навсегда.
Но это была уже другая эпоха, в которой место старой Римской империи прочно заняла новая Священная Римская империя с германским ядром, вокруг которого объединились земли Чехии, Италии, Швейцарии, Нидерландов и Бельгии.
Себастьян де Мазаурик, вернувшись после позорного четвертого крестового похода к матери в Лангедок, примкнул к катарам, которые видели в католической церкви, грабившей местное население, заклятого врага. Будучи дуалистами, катары приписывали все мирские установления, связанные с угнетением человеческой воли, Сатане, который возымел власть в душах людей на земле, а истинным Богом считали Любовь, которая обреталась в чистых, незамутненных ложью, межлюдских отношениях.
Такие взгляды на мир были Себастьяну по душе. Они были гармоничными, не принуждали его к разладу с самим собой. Себастьяну грели душу также воспоминания о славянской красавице Милене. Память о ней жила в его сердце. И он, наверное, был бы счастлив, если бы узнал, что у нее в Далмации родился от него сын.
Чаша, которая он вывез из
Спустя пять лет после разграбления Константинополя Папа Римский объявил очередной крестовый поход, теперь уже против непокорных еретиков Лангедока, не желавших подчиниться церковникам и французской короне. Поводом послужило убийство в Лангедоке папского прелата.
Было жаркое лето 1209 года, когда крестоносцы подступили к городу Безье и потребовали, чтобы все католики покинули город. После того, как горожане не подчинились, город был взят штурмом и отдан на разграбление. Кровь в Безье лилась рекой. Папские крестоносцы вырезали всех подряд от мала до велика, не глядя ни на пол, ни на возраст. И делали это они по прямому распоряжению папского ставленника Арнольда Амори, курировавшего крестовый поход, который на вопрос рыцарей, как отличить католиков от катаров, спокойно ответил:
– Убивайте всех. Господь признает своих.
Последними словами Себастьяна, который упал пронзенный копьем крестоносца, были:
– Вот и все. Оказывается, умирать не страшно… А я думал…
Копье прошло возле самого сердца, обильно окропив кровью благородного рыцаря Лангедока камень, который висел у него на шее. Рядом с господином лежал его слуга, кровь из расколотой головы которого струилась подобно водам протекавшей через Безье реки Орб.
После жестокой резни в городе Безье еще долго бесчинствовали бродяги и нищие, грабя дома и выворачивая карманы благородных сеньоров, валявшихся на улицах в лужах засохшей крови. Один из этих бродяг по прозвищу Роже Косой добрался до тела Себастьяна и завладел драгоценным камнем.
Роже Косой погиб от руки таких же, как он, нищих и попрошаек, которые в драке на площади в Монпелье, девять месяцев спустя после описанных событий, распороли ему живот. Кровь снова залила камень, зашитый у бродяги Роже в штанах. Эту драгоценность обнаружила прачка Аурелия, жившая в доме неподалеку от площади, которая стянула с бродяги штаны, чтобы перешить их на портки детям.
Аурелия отнесла камень в лавку к старьевщику Исааку, запросив за него несколько золотых монет. Прижимистый Исаак, разумеется, тут же сбил цену, однако Аурелия осталась довольной и теми крохами, которые ей столь неожиданно перепали. Так в первый раз за историю своего существования сине-зеленый камень, украшавший некогда легендарную чашу, стал объектом купли-продажи.
После этого камню пришлось пролежать около двадцати лет в земле, закопанным во дворе дома еврея-старьевщика. Времена были неспокойные. В Лангедоке все еще истребляли еретиков, то и дело бунтовавших в городах и селениях. И Исаак решил выждать время, закопав свое столь нечаянно свалившееся на голову богатство в землю.
А в Окситании набирала силу инквизиция. Крестоносцы с их военным разбоем отошли на задний план. Теперь еретиками занимались братья-инквизиторы из ордена доминиканцев, которые с замечательным усердием отправляли их на костер в Альби, Тулузе, Нарбонне. Одним из последних оплотов катаров была крепость Монсегюр, где и хранилась чаша, вывезенная катарами из Безье накануне гибели этого города.