Ты пожалеешь
Шрифт:
Не выдерживаю и решаюсь набрать первой — вожу по экрану пальцем, старательно ищу утренний вызов на незнакомый номер.
И шиплю, как от оплеухи. Исходящих звонков в сегодняшнем списке нет.
Глава 31
Не могу уснуть, и голова пухнет от вопросов.
Я извинилась за прошлые заскоки и призналась в любви. Мы прояснили все недоразумения и провели вместе запредельно кайфовую ночь, от которой до сих пор легкое похмелье. После такого невозможно обходиться
Робкие подозрения разрастаются до размеров вселенной. Ублюдок снова меня обманул… Воспользовался тем, что само пришло в руки, и быстренько свалил.
Все это мы уже проходили, но я снова поверила и наступила на те же грабли. И с потрясающей легкостью кинула подругу — словно увела из-под носа не парня, а брендовые сапоги на распродаже.
Я разбита и растеряна — верчусь на так и не сложенном диване и пялюсь в темный потолок.
Может, я сделала что-то не так — была слишком скована и неопытна? И он решил, что ему ни к чему бревно… А вдруг он вернулся к Кате, и завтра преспокойно пригласит ее поразвлечься на шелковых простынях в доме тетки?
Нет же… Он позволял вить из себя веревки, был теплым и нежным, смотрел и целовал искренне. А еще здесь, на этом диване, чуть не отправил меня на тот свет, и сам едва не отправился следом… Разве нормальный человек способен так сыграть?
Страх холодными пальцами дотрагивается до кожи. Что-то точно случилось. Если бы все зависело лишь от его желания, он сейчас был бы здесь, со мной.
И я наконец понимаю, что изводит и тревожит меня с момента, когда я увидела его в «Бессоннице».
…На «Адской вечеринке» он показался мне сломленным.
Вспоминаю все его сумасшедшие выходки, едкие отповеди, странные шутки и тоску в глазах и вдруг с предельной ясностью осознаю: таким он был всегда.
За циничными словечками, непонятными намеками и необъяснимыми поступками скрывалась обреченность.
Хватаюсь за эту мысль как за соломинку — если есть обстоятельства, мешающие нам быть вместе, я помогу ему справиться. Я верю ему. Просто верю, и все. Потому что нового предательства в его исполнении не переживу.
Тикают часы, предметы обретают очертания, серое утро заглядывает в окно.
Вылезаю из-под тяжелого пледа и отправляюсь в ванную — умываюсь, чищу зубы и пугаю себя бледным отражением в зеркале. Хочется упасть на кафельный пол и разрыдаться от бессилия, но я держусь и даже улыбаюсь — хотя улыбка выглядит жалко и странно.
Сегодня меня ожидает еще одно испытание — встреча с Катей. Мы никогда не ссорились из-за парней, пока Харм не столкнул нас лбами.
Прислонившись плечом к дребезжащему стеклу, трясусь в переполненном автобусе, а снаружи стеной валит снег. Ежеминутно достаю из кармана телефон, но его экран остается черным. Пропущенных звонков нет…
Подступы к корпусу расчищены трактором, зато лавочки в сквере превратились в сугробы — теперь уже до весны. Малиновый «Mini» Кати скучает у крыльца прямо под знаком «Парковка запрещена».
Поправляю шарф, прячу
Прошло без малого полгода, но тогда я казалась себе значимой, неотразимой и красивой, и впереди была целая жизнь — размеренная, обеспеченная и спокойная, а сейчас…
Если бы я знала наперед, чем все обернется, стала бы разговаривать с Хармом на пустой остановке в то июльское утро? Ответ очевиден и сокрушающе прост: конечно бы стала.
Тяну на себя массивную дверь, сдаю пальто в гардероб, пробираюсь к аудитории, глубоко вдохнув, вхожу, и из груди вырывается нервный смешок.
Поперек моей парты красуется размашистая надпись «ШЛЮХА».
Катя сидит в кругу девчонок, которых всегда презирала за лизоблюдство, и те заискивающе заглядывают ей в глаза. Судя по опухшему лицу, подруга проплакала больше суток. Она прищуривается, мгновение уничтожает меня взглядом и громко хохочет над тупой древней шуткой, изображая полнейшую незаинтересованность.
Сажусь за самую последнюю парту, откидываюсь на жесткую спинку и смотрю в окно.
Что ж, может, Катя и права — я шлюха. Только вот, в отличие от нее, Харм стал у меня первым.
В мозгах каша — я не чувствую за собой вины, хотя и не отрицаю ее права на обиду. Нам нужно поговорить. Мы сделаем это, как только она перестанет выстраивать глухую стену.
«Все будет хорошо…» — успокаиваю себя, но на грудь давит чертов валун, а глаза сжигают слезы.
Даня обязательно придет. Решит проблемы и объявится — завтра, послезавтра, максимум — через неделю. Он все мне объяснит, и я взгляну на ситуацию под другим углом. И рассмеюсь оттого, что так глупо и безосновательно изводилась по пустякам.
***
Дни тянутся чередой — снега заметают город, паутина разноцветных гирлянд опутывает улицы, первый месяц зимы подходит к концу, а Даня… так и не позвонил.
Исчез, будто никогда не существовал — окна в его квартире по вечерам наполняются безжизненной чернотой, на настойчивый стук моих кулаков дверь отзывается деликатным кряхтением, но не впускает наивную дурочку внутрь.
Ежедневно я жду у ворот гимназии и вглядываюсь в румяные от мороза лица, но не вижу знакомых сумрачных глаз.
— Кто? Даня? А, Харм… Он уже давно не появляется. Забил. — В ответ на мои мольбы пожимает плечами высокий старшеклассник и скрывается за углом, унося с собой последние надежды.
Я скучаю по Харму так, что не хватает воздуха. Боюсь, что мы никогда больше не встретимся. И злюсь, до зубовного скрежета злюсь.
«…Почему ты так и не решился довериться мне, придурок? Где ты сейчас? Только живи… Пожалуйста, только живи…»
Мне плохо, я словно лишилась кожи.
Сшибаю углы, натыкаюсь на парты, не слышу преподов и, вероятно, завалю сессию… Ловлю на себе пристальные взгляды Кати — подозрительные и испуганные, но мне плевать.