Ты приходи к нам, приходи.
Шрифт:
Санька говорит:
— Ерунда, подумаешь! Ничего в этом страшного, я считаю, нет. Хуже, когда вырастешь. К примеру, станешь маршалом… Как же тут можно Лялькой называться — ума не приложу…
— Да я, может, маршалом и не буду… — говорю. — А если буду маршалом — Русланом будут звать…
— Да ты не расстраивайся, — говорят ребята, — нервы не трепли из-за этого.
Один говорит:
— Если каждый будет маршалом, тогда у нас одни только маршалы будут по улицам ходить… не так-то это просто…
Но,
Только один, с таким длиннющим носом, говорит:
— Здорово он всё-таки треплется, этот парнишка, язык у него как мельница, даже родственника своего, героя, успел приплести…
В это время в лесу раздались звуки какой-то дудочки, и все побежали на этот звук, только Санька остался.
— Да ну её к чёрту, — говорит, — эту войну, если бы настоящая война была, а то игра…
Мы с ним медленно пошли, и он сказал:
— Давай я тебя Валькой буду звать. Две буквы отбросим. И всё. А на место их другие поставим. Совершенно другое имя будет. Какое имеют значение какие-то две буквы!
Я согласился, что две буквы действительно никакого значения не имеют, и даже обрадовался, что так всё вышло. У меня с моим именем всегда какие-то насмешки и неприятности получались. Каждому на свете нужно было рассказывать и объяснять, как это меня девчоночьим именем назвали. Вот вам, пожалуйста, трепачом меня назвали — совершенно ни за что ни про что!.. И как это никто не догадался раньше меня Валькой звать. Отпали бы сразу все эти громадные сложности. Не нужно было бы никому ничего объяснять и рассказывать. Всего ведь только нужно было две первые буквы отнять и две другие приставить… Какая у него всё-таки замечательная голова, честное слово!
Конечно, и я бы мог придумать такое, и мои родители, но ни я, ни мои родители ведь этого не придумали!
Мы немного прошли, Санька засмеялся и говорит:
— С этими именами много всякой чепухи происходит. Помню такую историю. Ох и история! Представь себе, в нашем дворе рыжий Санька, я — Санька и Копылов. Три Саньки. А двор один. Например, я зову Саньку рыжего, а Копылов отзывается. Или меня зовёт Санька рыжий, а я думаю, Копылова зовут. Один раз я назвал Саньку рыжего Рыжим. Чтоб он знал, что его зовут, а не другого. Так рыжий Санька обиделся. И Копылова нельзя Копыловым звать. Обижается тоже. Для чего же тогда, говорит, я Санька? Не для того, чтобы меня Копыловым звали. А для того, чтоб меня Санькой звали…
— Ну и чего же вы сделали? — спрашиваю.
— А ничего не сделали, — говорит Санька, — так и жили…
Кочерыжки
— Мы только недавно прибыли, — рассказывал Санька по дороге, — так что не всех пока знаем, вот я тебя и поймал…
Я был рад, что он меня поймал, как-никак
— Вот и хорошо, что поймал, — говорю.
Мы подошли с ним к воротам лагеря, и он меня слегка подтолкнул, чтобы я, значит, не стеснялся, он мне перед этим сказал, что начальник лагеря «на войне», и старшая пионервожатая тоже, так что бояться некого.
Я хотел пройти в ворота, но часовые своими палками, на концах которых были флажки, загородили дорогу.
Санька как закричит на них:
— Да вы что, своего не признали? Зачем вас сюда поставили — непонятно!
Они только руками развели и посторонились.
Вот это Санька! Ловко нашёлся, ничего не скажешь!
— Я же тебе говорил, — сказал Санька, — что тут никто ещё толком друг друга не знает. Так что ты можешь быть спокоен на этот счёт. Денька через два, конечно, дело сложнее будет. А сейчас… — он присвистнул, — шагай за мной!
— И обедать можно, никто не узнает? — спросил я.
— Тут сложней, — сказал он, — а ты есть, что ли, захотел?
— Да нет. Я просто так…
— Да брось ты стесняться, шагай за мной!
Я всё его уверял, что ел недавно, а он меня и слушать не хотел.
Я возле кухни остался, а он прямо в кухню пошёл. Выходит вместе с поваром, а в руке у него капустная кочерыжка.
— Погрызи, — говорит, — чтоб голодным не ходить.
— Да вовсе я не голодный, — говорю.
— Да ты грызи, чего ты ломаешься, — и суёт мне эту кочерыжку. Да я её и вправду не хотел.
— Грызи, грызи, — говорит повар, — а мало будет, за новой кочерыжкой приходи.
Санька радостно говорит:
— У них там кочерыжек видимо-невидимо!
И к повару обращается:
— Новенький, понимаете, только что прибыл, запоздал маленько, а есть хочется ребёнку, — и мне моргает, чтобы я молчал.
— Ишь ты, — говорит повар, — может, котлету тебе вынести?
Повар пошёл за котлетой, а я ему вслед закричал, что никакой котлеты мне не надо, но он всё-таки вынес мне хлеб с котлетой и ушёл, потому что у него каша могла подгореть.
— Знакомый? — спросил я.
— А как же! Знакомый! Котлету ведь дал. Ты мне-то дай половину.
Я ему хотел всё отдать, а он взял половину, откусил и говорит:
— Вкусная котлета!
Я тоже стал есть, и котлета мне тоже понравилась.
Он себе полный рот котлетой набил и говорит:
— Не наешься… пойдём… ещё котлету попросим… нас двое, скажем, а котлету нам одну дали… Знаешь, я какую пословицу придумал? Тот, кто много ест, никогда не пойдёт на тот свет.
— Да ну тебя, не надо мне никаких котлет!
— Как это так не надо? Два человека одну котлету едят — это же форменное безобразие!