Ты приходи к нам, приходи.
Шрифт:
Санька вдруг тяжело вздохнул и сказал:
— В этом месте у меня тоже обрывается…
К нему шёл вожатый.
А Санька вытащил из кармана два
В конце концов он спрятал свои платки в карман и совершенно жутким, печальным голосом объявил следующий номер. После этого ушёл со сцены, вызывающе покачиваясь.
Больше Санька со своими номерами не выступал, только выходил объявлять другие номера. Как только он появлялся, зрители оживлялись, смеялись и хлопали. Они его очень тепло, с большой радостью встречали.
После окончания зрители только и говорили о Саньке, какой он замечательный парнишка, забавный парнишка, симпатичный парнишка, удивительный парнишка, редчайший парнишка и ещё какой-то там парнишка. Хотя я бы такие стихи тоже мог бы сочинить, и спеть мог бы (и не хуже), и Пушкина мог бы прочесть даже лучше, и сказку писателя Козлова я тоже читал и мог бы её пересказать. Я всё это мог сделать не хуже, но я этого не сделал, а он взял да и сделал, вот и получается, что самое главное — сделать, а не подумать. Если ты ничего не сделал, никому не показал, то никто и знать не будет, что ты мог. Я твёрдо решил на каком-нибудь вечере в школе выступить с разными номерами, мне тоже захотелось стать замечательным, забавным, удивительным, редчайшим, симпатичным парнишкой… Только вот смогу ли я сплясать? Вот это неизвестно… но если потренироваться как следует перед зеркалом, то непременно смогу, а если не смогу, заменю пляску художественным свистом — слух у меня неплохой и свистеть умею…
Зрители долго ещё хлопали, не уходили, а рыбак сзади мне в ухо носом шмыгал. Мы с ним вместе вышли.
— Пошли Саньку искать, — сказал я.
— Мне рыбу надо ловить, — сказал он.
— Ты уже простудился, — сказал я.
Он шмыгнул носом.
— А ты откуда знаешь?
Я шмыгнул носом, как он.
— Теперь-то я в лодке ловлю, — сказал он.
Он всё хотел уйти от меня, быстро шёл, а я вижу такое дело, лодка у человека есть, ни на шаг не отстаю.
Потом он побежал, а я за ним, тем более мне показалось, начальник лагеря в нашу сторону направлялся…
В лодке
Он остановился на дороге.
— Ну, чего ты бежишь за мной?
Мы с ним запыхались, стоим, друг на друга смотрим и дышим тяжело.
— Слушай, долго ты так за мной бежать будешь?
Я молчу.
— Если ты так за мной бежать будешь, я не знаю, что тебе сделаю!
Он повернулся и пошёл. А я за ним. На таком расстоянии, чтобы он мне ничего не сделал.
Он опять остановился.
—
— Я на твои удочки смотреть не буду, ты меня только в лодку возьми, зачем мне твои удочки!
— А ты отвернись, раз тебе мои удочки не нужны!
— А ты в лодке меня покатаешь? — спрашиваю.
— Да чёрт с тобой, садись в лодку, только не гляди, куда я удочки прячу!
Я отвернулся, он свои удочки достал и говорит:
— Смотри, чтобы в лодке шум не производить!
Я ему обещал, что шум производить не буду, и мы в лодку влезли.
Как только немного отъехали, я говорю:
— А что, если на тот берег к нахимовцам катануть? Посмотрим, как там нахимовцы живут, и обратно.
— Больше мне делать нечего, как к нахимовцам ехать, чего это я там не видел! Ты сиди да шум не производи!
— А что, если, — говорю, — я за лодку уцеплюсь и буду плыть, а ты меня будешь везти?
— Да ты что, — говорит, — шутишь, что ли? Как же я тогда рыбу буду ловить? Ты лучше гляди, нет ли коров поблизости, они нам рыбу нашугают…
Коров не было видно, и я сказал:
— Неплохо всё-таки к нахимовцам катануть…
В это время он якорь бросил и мне не ответил. Я всё смотрел на тот берег, а он удочку разматывал.
Он удочку забросил, а я хотел воду рукой зачерпнуть и чуть лодку не перевернул.
— Не производи шум! — заорал он.
Я встал, чтобы шум не производить, а лодка так закачалась, что я чуть в воду не свалился.
— Ну-ка сядь! — орал он. — Ну-ка сядь! Вот чурбан! Не смей мне шум производить!
Он стал вытаскивать якорь и всё повторял, что в этом месте теперь нет смысла рыбу ловить, она вся ушла.
Мы уплыли в другое место, а я всё думал, как бы на тот берег к нахимовцам попасть.
Он снова бросил якорь.
Я старался шума не производить и сидел не двигаясь.
Но рыба не ловилась.
— Чего же это такое, — сказал я, — никакого шума нет, и рыбы нет…
Он во все глаза на свой поплавок глазел, а мне надоело на него глазеть, раз ничего с ним не случается.
— Никакой тут рыбы нету, — сказал я, — всё ясно…
Он глаз с поплавка не спускал и молчал.
— Да где же рыба! — говорю. — Нету никакой рыбы!
Он на меня посмотрел и спрашивает:
— А?
— Хорошо бы на тот берег, — говорю, — поехать, раз рыбы нет.
В это время его поплавок под воду ушёл, а он как раз со мной разговаривал. Он дёрнул, да поздно. Весь червяк рыба съела и ушла.
Он как закричит:
— Если ты мне ещё про тот берег скажешь, я не знаю, что тебе сделаю!
Насадил он нового червяка, забросил и сидит, опять на свой поплавок смотрит. Только он в другую сторону забросил, и мне не видно стало поплавка, и я осторожно пополз, чтобы поплавок увидеть. И тут я рукой банку с червями задел, и она в воду бултыхнулась. Я не знал, что это за банка такая, и ползу себе дальше как ни в чём не бывало.
Он ко мне спиной сидел.
Повернулся и как заорёт: