Ты против меня (You Against Me)
Шрифт:
Барри шел впереди, за ним Том и отец – можно подумать, если шагать быстро, это что-нибудь изменит. Элли с матерью ступали чуть позади. Элли схватилась за ее рукав, чтобы та шла чуть помедленнее:
– Мне страшно.
Мать обняла ее и притянула к себе. И Элли вдруг захотелось, чтобы она сказала: «Знаешь что, дочь? Мы не можем заставлять тебя делать такое. Это несправедливо, ты всего лишь маленький ребенок. Давай поедем домой».
Но вместо этого она произнесла:
– Ни на кого не обращай внимания. Пойдем, милая, мы нужны Тому.
А потом вырвала руку, вздернула
И в тот момент Элли поняла, что ей никто не поможет, потому что каждого сейчас заботит только одно: как бы самому не струхнуть, не потерять уверенность в себе. Все они в этом деле были поодиночке, как четыре острова, плывущих за Барри по стоянке.
Она чувствовала себя очень неуверенно, ноги стали как веретена, ей казалось, что все смотрят и оценивают, как она одета, а сама она двигается неуклюже, как буратино. Она замедлила шаг, замечая каждый жест, каждый взгляд, каждое слово, брошенное группой ребят на ступеньках. От них веяло настороженностью, точно они готовы были наброситься на нее в любой мо -мент. Они шептались, прикрывая рты руками, смотрели на них, не мигая, подталкивали друг друга локтем. Элли догадывалась, о чем они говорят. Это он, ага. И его папаша с мамашей, а вот и сестра – ага, та самая.
Когда Том был на середине лестницы, Стейси показала на него пальцем. Прямо вот так взяла и ткнула, как будто он был в телевизоре и не мог ее видеть.
– Узнаешь? – сказала она подруге. – Теперь поняла, кто это?
Элли замерла как вкопанная, оглядела парковку, надеясь увидеть вооруженное подкрепление, что ли, – танки, что было бы неплохо, а еще батальоны солдат, стирающих любопытство с лиц автоматными очередями. Но ее желаниям не суждено было сбыться. Никто не явился на помощь.
Значит, придется притвориться, что речь не о ее семье. Большинство ребят были из колледжа Тома – она их вообще не знала, они не знали ее, и никогда больше не увидят после сегодняшнего дня, а если она не станет реагировать, им просто станет скучно. Надо просто пройти мимо, не так уж это и страшно. Том уже вошел в здание, Барри с отцом тоже – никто по дороге их не линчевал. Теперь вот и мама заходит, и вот она уже внутри – за исключением пары ухмылок, ничего не случилось.
Но Элли казалось, что она вот-вот споткнется и упадет, как будто ей туфли вдруг стали малы. Щеки от стыда пошли красными пятнами – как она это ненавидела. Ей хотелось укрыться одеялом, как в кино. И вот стоило ей ступить на лестницу, как Стейси выставила ногу – не чтобы поставить ей подножку, а чтобы остановить ее.
– Привет, сучка, – процедила она.
– Оставь меня в покое.
– Что, сегодня уже не хочешь спросить, как Карин себя чувствует?
– Дай пройти.
– И как тебе жаль, тоже не хочешь сказать?
Элли отступила в сторону, но Стейси перегородила ей дорогу:
– Она до сих пор не хочет видеться с друзьями. И все еще напутана до смерти.
– Пожалуйста, дай мне пройти. Стейси покачала головой:
– Если твой братец-педофил не признает себя виновным, ей придется высидеть суд. Каково, думаешь, ей будет тогда?
– Не знаю.
– А ты пораскинь мозгами.
Кто-то
– Еще раз тебя спрашиваю – ты почему сказала копам, что ничего не видела?
Элли взглянула ей в глаза. Ей показалось, что здание суда за спиной Стейси зашаталось, но взгляд ее она все равно выдержала.
– Оставь ее, – сказала подруга Стейси. – Она того не стоит.
Стейси оглядела ее с ног до головы, точно убеждаясь, что это действительно так, затем презрительным взглядом дала понять, что разговор окончен. Толпа подростков загоготала – громкий, отвратительный хохот, – а Элли тем временем взбежала по ступенькам и исчезла в дверях.
Барри, кажется, говорил, что заседание будет в зале номер два. Она увидела вывеску, пробежала мимо регистратуры вверх по лестнице. За ее спиной раздались шепотки – вслед за ней в здание суда вошли ребята из колледжа. Но ее это уже не волновало – наверху, на лестничной площадке, она увидела мать. Подбежала к ней, схватила за рукав и прижалась поближе.
– Мам!
– Элли, не дергай меня, что, не видишь, я разговариваю? Это мистер Григсон, адвокат Тома.
Ее голос был проникнут почтением, она словно хотела сказать: ну не удивительно ли, такой из себя важный, в черной мантии, белом парике и с ворохом нужных бумаг.
Мистер Григсон взглянул на Элли и кивнул, словно таких девочек, как она, за это утро перевидал уже сотню. Он с ней даже не поздоровался.
– Мам!
– Элли, я разговариваю.
– Но мам, мне нужно…
– Если тебе нужно в туалет, он там, смотри. Только побыстрее, нам скоро уже заходить.
Как же ей объяснить, как сказать: «Мам, я просто хочу, чтобы ты меня защитила» ?
Толпа на лестнице подступала. Элли представить не могла, что столкнется со Стейси снова.
– Я быстро. Мать кивнула:
– Я тебе место займу.
Как будто они в театр пришли и неплохо бы занять местечко поближе к сцене.
В туалете Элли нырнула в кабинку и закрыла ее за собой, прислонилась к двери и схватилась за живот, пытаясь унять резкую боль. Попыталась думать о прекрасном – птичках колибри, пьющих нектар из крошечных цветочков в экзотических странах, заснеженных горных вершинах…
Но ничего не вышло. Потому что через несколько недель, на заседании суда присяжных, будет намного хуже, она знала: тогда ее вызовут как свидетеля, и ей придется стоять там перед всеми, клясться на Библии говорить правду, и ничего, кроме правды, да поможет ей Бог.
Она все выблевала в унитаз – и тосты, и кофе, и вчерашние спагетти. Почувствовала себя крошечной и прозрачной. Вытерла рот, сплюнула и села на унитаз. Ее трясло. Когда ее рвало, она всегда плакала, поэтому знала, что теперь у нее размазалась тушь и, вместо того чтобы выглядеть непорочным и убедительным свидетелем, она похожа на размазню, и родители наверняка будут ею еще больше недовольны.
Оторвав кусок туалетной бумаги, она вытерла глаза. Высоко за ее спиной в окошко бил тонкий лучик солнца. Она отклонилась назад, закрыла глаза и подставила ему лицо.