Ты родишь мне ребенка
Шрифт:
— Не твое дело.
Я замираю, будто пораженная молнией.
— Как это – не мое? — глуховато повторяю за ним непослушными губами.
Он дергает плечом, будто хочет смахнуть с тела липкое внимание моего удивленного взгляда, и не отвечает.
Потом вдруг поворачивается всем корпусом, складывает руки на груди. Смотрит в пол.
— Я еду в командировку. На три дня.
Молчу, ожидая, что он скажет дальше, только бы не поднимать скандал на тему того, что я узнаю все самой последней.
—
— Уже завтра. — Он смотрит в пол, в потолок, куда угодно, но только не на меня. Сводит челюсть, на которой играют желваки. — Приготовь мне костюм, рубашки. Это деловая поездка. Буду беседовать с компаний о том, почему прекращены поставки материала. Или мы расторгаем с ними договор.
Он пожимает плечами, массирует шею.
— Хотя не хотелось бы, у них очень удачный курс… Немцы, что ты скажешь…
От удивления у меня перехватывает дыхание.
— Ты летишь в Германию?
— Ну да, а что тут такого? — он достает телефон и утыкается в него, листая какие-то страницы и параллельно отвечая кому-то в чате. Вижу отражение экрана на темном стекле окна и душу в себе злость. Ну сказать-то можно было?!
— Кстати, — он вдруг поднимает глаза и впервые за день смотрит прямо на меня. — Во всех наших бедах виноват Камал.
Прижимаю руку к груди – настолько быстро начинает колотиться сердце. Как - Камал? Неужели в этих мелких и не очень проблемах повинен этот человек? Муж смотрит внимательно на меня секунду – другую, кивает сам себе, каким-то своим мыслям.
— Все это его рук дело, понимаешь. Автоподстава, выселение, отказ банков. Про работу фирмы даже говорить не хочу – она попросту встала. Хорошо, что удалось уговорить владельцев второй стороны на встречу, чтобы лично утрясти дела.
Он опускает голову и снова занимается переписками и поиском информации в сети на сотовом телефоне. А в моей душе все смешалось, сжалось в комок… Как это – Камал? Зачем? Для чего?
Наконец, Игорь завершает свои неотложные дела, выходит из кухни. И через секунду я слышу, как льется вода в ванной комнате.
Тру виски. Перед глазами от усталости начинает все плыть, но я беру себя в руки.
Так. Рубашки. Костюм. Два? Один? Три?
Измученная переездом, я даже не могу сфокусироваться на одной мысли, чтобы понять, что мне нужно делать в первую очередь, и от этого открытия мне становится безумно, ужасно себя жаль.
Слезы буквально закипают на глазах, руки бьет мелкая дрожь.
Дверь в ванной комнате хлопает, Игорь босиком шлепает в спальную, и, не включая свет, ложится в кровать. Мое лицо морщится в преддверии закипающей истерики, но я глушу ее в себе, давлю что есть силы, и это придает мне сил.
Встаю, иду в комнату, беру телефон и включаю фонарик: чтобы не беспокоить мужа, собираю ему чемодан. Голова как-то сразу начинает ясно
Наконец, все закончено. Кофр с костюмами у двери; на тумбочке, которую я сама лично подняла на второй этаж, и от чего начала болеть поясница, - ключи; начищенные туфли – у порога.
Я сажусь прямо на пол и отпускаю на волю слезы, которые, наконец, текут от усталости по моим щекам…
Глава 20
— Привет, красавчик! Что ты пьешь? — устало перевожу взгляд на ту, кто нарушает мое одиночество. Перед лицом мелькает кроваво-красный маникюр, и, поняв, что стал якорем для моего затуманенного взгляда, тут же оказывается в районе смелого декольте пышной блондинки. Дамочка уже давно «ведет» меня, и, похоже, решила перейти к активным действиям. Поворачиваю в ее сторону голову. Она мнется возле меня, строит улыбочки, стреляет глазками. Дамочка неплоха, можно на раз- два…да и на три, чего уж там…
Прислушиваюсь к себе. Кажется, нижняя часть меня была бы не против, но вот верхняя! Глаза сами собой закрываются.
— Эй, ну что? — тон у блондинки из просительного становится настойчивым, она даже трясет меня за плечо.
Кажется, я опять чуть не уснул. Невежливо заставлять даму ждать, надо брать себя в руки.
Осматриваю ее медленно, с головы до ног, не пропустив ни одной выдающейся детали, натягиваю на глаза солнцезащитные очки, которые смотрятся инородным элементом в ночном клубе в самый темный час ночи, и медленно говорю, чувствуя, как хрипит горло, видоизменяя голос:
— Давай не сегодня. Я устал.
Она вспыхивает от корней своих крашенных волос и покрывается красным румянцем. Я закатываю глаза: не я первый и не я последний отшил эту сладкую девочку. Но, давайте смотреть правде в глаза – сегодня мне нужен только сон. Много, много сна.
Беру свой стакан и иду к выходу, расталкивая последних людей, что остались в баре. Уверен, дамочка шлет мне в спину проклятия. Надо поспешить, пока в дело не пошли длиннющие ногти, как у тигрицы, или ножи, которые, уверен, она прячет за резинкой чулка.
Залпом выпиваю содержимое стакана и с размаху приземляю его на стойку охраны, кивнув на прощание.
Не буду же я говорить ей, этой девушке, что теперь, после того, я попробовал амброзию, обычная пища стала для меня пресной?
После Оксаны у меня не было женщин. И я хочу сказать, что они все мне не нужны. Ни одна. Никакая женщина не может заменить мне ту, что уже ушла…
В такси снова чуть не вырубаюсь, но возле дома прихожу в себя. На сиденье болтается забытая кем-то бутылка с водой. Выливаю остатки минералки себе на голову, чтобы взбодриться.