Ты так любишь эти фильмы
Шрифт:
— А ты не умеешь без инструкции?
И лишь теперь они заорали по-настоящему, впервые за всё время. Хахаль вопил, что она вымотала ему всю душу, Принцесса — что он болтунище с идеями. (Это ты зря. Наш хахаль драчун, но не психопат.) «Прекрати кричать! Я тебе не муж!» — «Не оправдывайся!!!» Тут и я заныл, просясь на воздух. Секс у них в программе или битьё посуды — скорее, комплексно, — лучше уж без меня, мало ли куда полетят осколки и обувь.
И вот, я удалился в поля поискать пёсьи вишни. Этот загадочный флор неведомо где растёт, неведомо как выглядит — даже не знаю, кустик или трава? — и обладает многими волшебными свойствами. Ягоды его дают удачу, листья — мощь; лизни корешок — и простому псу откроется
Сколько лет — скоро восемь — живу, столько ищу; пусть дураки дразнятся и говорят, что пёсьи вишни — всего лишь сказка. Ан нет, ждут они меня и своего часа — в огородике, в садике, в пьяных цветах, красных маках. Ни садика пусть, ни маков в октябре месяце — не страшно. И то, что не знаю, какие они, тоже не страшно. Пойму, как увижу.
Нужно Прилагать Усилия, как говорит наша мама. Правильно, между прочим, говорит.
И вот, порыскал я, повынюхивал, помечтал. Поймал лягушку. Знал, что буду блевать, но всё равно съел.
На обратном пути хахаль сел сзади, а я — на его место рядом с Принцессой. То подремлю, то изловчусь в окошко поглядеть: несётся в окошке отчизна, веточками машет. Лес уходит вдаль, и листья в нём сыплются с деревьев так густо, будто это разновидность дождя или снега. Там, в лесу, петляют тропки, и вонько пахнет, и незнакомые звери глядят большими глазами. Волчьи ягоды в оврагах, медвежья сныть.
И всю-то дорогу они молчали.
Чему учат нас жизнь и Голливуд? Если у тебя серьёзные проблемы, никогда не обращайся за помощью в полицию. (В милицию — тем более, хотя разница между этими учреждениями сильно преувеличена.) И если несерьёзные-тоже.
Поэтому, когда мент подвалил с вопросом «проблемы?», я рефлекторно ответил: «нет». После чего подумал-как подумал бы любой благонамеренный гражданин на моём месте, — что моя единственная или, по крайней мере, такая, перед которой меркнут остальные, проблема — это сотрудник милиции и его интерес к моей персоне. Может быть, и он участвовал в слежке? Пронзал меня взором и словно жаждал подать какой-то сигнал, условленный знак-только вот какой.
Глазки у него были заплывшие, рожа опухшая, форма мятая — всё как положено, ничего подозрительного. С точки зрения Конторы — идеальный агент, с точки зрения тех, с кем Контора враждует, наверное, тоже. Да, если это такие же Конторы: правильно организованные, хорошо налаженные, утяжелённые аналитиками, психологами, рисовальщиками схем, высчитывалыциками реакций. Но врагами Конторы могут быть не только конкуренты, но и настоящие враги: анархисты, нехристи, ревнители буквы «ё», адепты бумажной почты, активисты Движения за Большой и Малый Юсы, ненавистники мобильной связи, как моя жена, и пропагандисты герундия, как мой профессор. Те, кого не вычислишь, чью реакцию не предусмотришь, — потому что они не профессионалы. Они всегда сделают ошибку, которая приведёт противника к проигрышу, и глупость, которая спасёт им жизнь. Сочтут ли они идеальным агента, идеального на взгляд Контор, или их идеальный приходит в облаке огненном? Никаких среднестатистических, убедительных, полных жизненной правды ментов. Ничего обычного.
Мент ошивался поблизости и выглядел всё более зловещим. Его вид отравлял приветливое чистенькое пространство торгового центра, и я почти чувствовал, как мой взгляд становится больным и потерянным. Торговые центры, супермаркеты чем огромнее, тем лучше, всегда поднимали мне настроение: в них были и жизнь, и осмысленность, не только изобилие, но и порядок, хороший воздух, беззаботная музыка, спокойные лица. Но сейчас, в состоянии перенапряжения, я забыл, за чем пришёл, и слишком многочисленные
Не зная, что делать — срочно уйти, остаться и понаблюдать, — я с надеждой смотрел на свой мобильник: вот он запоёт, и все мои беды разрешатся. Энергичный, волевой разговор — даже если позвонит жена или Анна Павловна — позволит сделать вид, что нечто произошло, и удалиться энергичным, волевым шагом. Может, вопреки инструкциям мне сообщат пароль, и мы с ментом разойдёмся, обменявшись заветным, наконец-то добравшимся до меня словом. (Но нет, пароль, если дело в нём, будет лежать в дупле через неделю, я сообщу, что пароль и курьер разминулись, и продолжу ломать голову, а по итогам года получу выговор.) Повторяю: таким вещам на лету не учатся. Им учатся в разведшколе или ещё где-то, переходят с курса на курс, получают оценки и зачёты. Телефон в моей руке так и не зазвонил. Мент пропал из виду, но я ощущал его присутствие.
Приехав в школу, я водрузил на свой стол купленный в ТЦ глобус и сел писать отчёт для Конторы, гадая, упоминать в нём происшествия последних дней или нет. У происшествий было три объяснения, это:
1. Акции, направленные на Контору в моём лице.
2. Акции, направленные лично против меня.
3. Никакие не акции, а предвестники паранойи.
Пункт 3 для отчёта в любом случае не годился.
При желании читающий отчёт инспектор выведет его самостоятельно из пункта 2 — информировать Контору о каковом не следует тем более. Контора не прощает сотрудникам даже тех проблем, которые возникают по вине Конторы, что уж говорить о личных. Только заикнись — и будешь писать объяснительные до самой пенсии, а может, и пенсии никакой не будет.
Факты: какие-то тени постоянно льнули к моей машине; оборванец спросил дорогу; мент спросил, не нужна ли мне помощь. С отвращением я взглянул на зеркало рядом с дверью — огромное в огромной раме. Как оно сюда проникло? Я его не вешал, зеркалу не место в кабинете. Его угрюмое свечение возвращало мне мой собственный взгляд таким искажённым, словно меня насильно раздвоили и поставили приглядывать за самим собой. Шпионить, одёргивать, вкрадчиво и недобро напоминать. Быть Конторой в моей голове, если уж не в сердце.
Когда-нибудь разобью. Наберусь сил и разобью. Вот именно. Программа-минимум: погубить Россию. Программа-максимум: битьё зеркал.
В дверь деликатно стучат; дверь открывается.
— Анна Павловна, — спрашиваю я, — вы не знаете происхождение слова «волына»? Это пистолет.
— Я знаю, что такое волына. — Анна Павловна проходит к окну, пристраивает свои бумаги на подоконнике, оборачивается. — Во времена моего детства это слово было очень популярно.
— Но вряд ли в вашем кругу?
— Мы жили в коммунальной квартире. Семь комнат, семь семей. Представители всех социальных слоев — кроме самой верхушки, разумеется. Вряд ли вы осознаёте, Константин Константинович, на что это походило. Не зоопарк, нет. Или зоопарк, вокруг которого высокая решётка, но сами клетки не заперты. Мелким зверькам не спастись от хищных. Но и хищным нет пути на волю. — Она задумывается, поправляет ладонью причёску. — Ещё в большом ходу было слово «шпалер». Однако, если не путаю, шпалер — это не любой пистолет, а наган. Ну а слово «волына» возникло на юге, по той же аналогии, что и «волынка» — я подразумеваю музыкальный инструмент. Полая трубка легко ассоциируется со стволом пистолета.