Ты так любишь эти фильмы
Шрифт:
Меня, правда, вежливо попросили оставаться в рамках формата… но, милая, как ты себе это представляешь? Если уж мужчина созрел для предложения, выбить из него эту мысль будет посложнее, чем заставить жениться того, кто жениться не хочет. Когда мужчина решает принести своё самое драгоценное в дар, он подарит вопреки всему.
Для начала я решил не рассказывать, что подрабатываю в школе. Сперва вышло, что как-то само собой не рассказывалось, к слову не пришлось, а потом я подвёл и могучую теоретическую основу: не сказать худого, а было в моей педагогической деятельности-как и в педагогической деятельности вообще, но в моей особенно — что-то клоунское. Даже
Пятьдесят счастливых лет немедленно нарисовались в воображении. Ну хорошо, первые сорок пройдут не всегда гладко, то да сё, да какая-нибудь закорючка, зато потом будет идиллия: старик, старуха, дом полная псарня, берег синего моря.
Синее море не лезло в интерьеры родного города (ни в какие, извини, ворота, включая гипотетический морской фасад). И я ещё стоял одной ногой в реальности, так что отпадал вариант («любимая! а почему бы не Торжок») уехать куда-нибудь в Торжок, дабы безвестным самоотверженным трудом способствовать возрождению России. Но и уезжать в Парагвай или Аргентину, откудова возрождение России можно разве что приветствовать, не хотелось. Это хари в телевизоре живут так, как будто давно в Парагвае, а я не готов морально. Вот спроси меня, внутренний голос: а чего б вам, Денис, не убраться? как здесь никакого толку, так и там никакого вреда, без проблем, отвечу: в любви к родине ровно столько же зла, как в любой другой. Но всё же это любовь. Это вам не здравый смысл, который мечется по свету, словно на него плеснули керосином, любовь любит укореняться и врастать. (Корни в процессе рыхлят самую прочную каменную кладку, почему не рекомендуется позволять случайным семенам, занесённым в щели стен и балконов, взрастать в кусты и деревья.) И если, как просит ФМД, «поговорить без юмора, а от всего сердца и попроще», скажу тебе, внутренний голос, так: мне бывало тяжело, тоскливо, обидно и даже стыдно, но никогда я не чувствовал, что мне на родине плохо. Что мне плохо из-за того, что я на родине. Что на родине плохо. Мне.
Принцесса всегда расфуфыренная, даже если мы идём в ближайший магазин за хлебом. В любой точке дня и в каждую секунду биографии она полностью отвечает всем требованиям эстетики. Хоть бы ты был на последнем издыхании, категория прекрасного отговорок не принимает. В луче солнца и в сиянии луны, но чтобы в свете обстоятельств — не дождётесь.
Присягаю: так было сколько я себя помню. А не только с тех пор, как Алексей Степанович взял моду вырастать из-под земли, когда меньше всего ожидаешь.
Сегодня это произошло, едва мы вывалились из ворот института на улицу. Оправляем меха — и, пожалуйста, идёт и машет.
— Прогуляемся?
У этого были свои дела с категорией прекрасного, и все вместе мы смотрелись хоть Оскара давай. В номинации «самая злая пародия на Мартина Скорсезе».
И вот, пошли по набережной. Быстро темнело, и хорошо было видно, как город превращается в тьмачисленные огни. Талой водой, свежим бензином несёт от дороги. С небушка третью неделю валится какая-то дряпня вместо снега, а фасады, кусты и деревья вместо него же густо оснащены фонариками. Принцесса на эти фонарики отчего-то взъелась: поганит,
И вот, идём, про Тургенева беседуем. Лёха всё удивлялся, как это парень, так хорошо тренировавшийся на таком скользком и мелком предмете, как лягушки, не смог аккуратно разрезать такой спокойный и крупный предмет, как труп.
Принцесса нехотя признала, что развязаться с героем автору следовало по-другому — если, конечно, представилась бы такая возможность; но возможности не представилось: не на дуэли же его убивать. И не чахоткой, и не замёрз по пьяной лавочке, и никто не пырнёт ножом мимоходом — не так-то просто было в царской России спровадить на тот свет здорового лба из Университета.
Тогда, сказал Лёха, автор мог бы своего героя не убивать вообще, раз не придумал, как это половчее сделать.
Принцесса сказала, что оставлять герою жизнь было нелогично.
Лёха сказал, что в жизни логики нет.
— В жизни нет логики, и последовательности, и здравого смысла, и чувства меры. Это не значит, что всего перечисленного не должно быть в искусстве. Даже напротив. В конце концов, где-то оно должно быть?
— Да, и где?
— Вы так говорите, Алексей Степанович, потому что вам в этот мир нет доступа.
— Нет доступа? Что же я, рылом не вышел? Или такой тупой, что подучиться не могу?
— «Подучиться» может кто угодно, как я вижу на примере хотя бы своих коллег. Просто этот мир принадлежит не завоевателям, а тем, кто чувствует себя в нём не чужим. Если вам смешны его радости и не печалят печали, зачем вы ему и он вам?
— Бля, но как я могу печалиться из-за того, что у Базарова ничего не вышло с этой бабой? Извини.
— Вот именно. — Принцесса морщит нос. — А если бы не вышло лично у вас?
— А лично у меня всегда выходит.
— И всё-таки?
Лёха подумал, похмыкал и сказал очень мягко и тщательно выговаривая:
— Ты преувеличиваешь роль баб в моей жизни.
— В данном случае, — шипит Принцесса, — «бабы» — это метафора. У вас что, никогда не было заветной мечты помимо денег?
Лёха хочет что-то сказать, но в итоге не говорит. Ага. Не всё коту маслице.
И вот, загружаемся в авто, в пахучий полумрак, прямо в запахи. Потайная ужасная жизнь глухо рокочет в недрах машины, в её секретных местах, в уютном брюхе драбаданта, в багажнике, где тихо лежит упакованный пленник или просто труп. По радио идёт трансляция футбольного матча.
«Нет, — говорит комментатор, — с судьёй такое дело не пройдёт, он бывший полицейский. Полицейские — люди принципиальные. (После паузы.)В Голландии».
От смеха Принцесса даже не сразу может заговорить.
— А зато у нас великая литература! — наконец кричит она и смеётся.
— Как это связано?
— Ну как, как. Национальный дух концентрируется на чём-то одном, как, собственно, и дух отдельного человека. Начнёшь распыляться — привет. Человеческое сердце невместительно, а разум негибок. Им не осилить. Это в самой нашей литературе видно…
— Ну? — ободряет Лёха. — Что в ней видно?
— Не знаю, как сказать… Какая-то одновременная тоска и по истине, и по прекрасному. Это их и погубило, больших русских писателей. Нужно выбрать что-то одно.
— Хочешь сказать, истина и прекрасное исключают друг друга?
— Ловите, Алексей Степанович, на лету, — раздражается Принцесса.
— То есть прекрасное — ложь?
— Нет, не ложь!
— Тогда истина — не истина?
Принцесса делает Глубокий Вдох.