Ты теперь мой враг
Шрифт:
Макарова, разумеется, отрицательно качает головой.
Даже смешно становится. Просто допустить, что всё так, я разве настолько важная персона, что ко мне подбираются со всех сторон? Знать бы ещё, что именно от меня нужно, наверняка есть что-то, что знать я должна. Но по какой-то причине, не в курсе. Я уверена, что Ирина всё это говорит, чтобы я действительно прониклась к ней. Интересно придумано.
Ведь вызвать доверие так просто, всего лишь обозначив, что ты союзник, и что готов идти против невидимого врага. Да и поверить в ложь совсем не сложно, если разбавить её правдой.
И
А ещё по её словам, ей угрожают. Допустим, ей по-настоящему пригрозили шантажом, вот только в то, что она мне подруга, я не верю. Слышала разговор, и вряд ли бы Ирина в ущерб себе самоотверженно шла мне навстречу. Да уж.
С подругами мне совершенно не везет. Одна влюбилась в моего мужа, другая вообще ненастоящая, к тому же предлагает притворяться приятельницами.
— А сейчас вы не можете мне рассказать, что происходит? Что именно хотят узнать? Быть может, я бы просто ответила и не пришлось бы использовать сложные схемы.
Усмехаюсь, а Ирина качает головой.
— Мне скажут, что делать, когда убедятся, что мы в хороших отношениях, понимаете?
Какое-то время просто молчу. Перевариваю.
Если бы я не слышала, что её обязали всё это сказать, поверила бы я ей? Вряд ли. Но точно закралась бы мысль, что Ирина всерьёз хочет мне помочь.
— Зачем вы это делаете? — прерывая паузу, задаю вопрос слишком громко. Ирина оглядывается снова, хочется ей аплодировать, настолько хороша игра.
И всё же надеюсь получить откровенный ответ. Нет, я понимаю, что вслух он не прозвучит, но есть шанс увидеть по глазам.
— Вы мне нравитесь, Лика. В вас чувствуется стержень, я, конечно, слышала вашу историю, правда из недостоверных источников, сеть есть сеть, но кое-что написано верно, вы не сломались. Вы идёте по жизни дальше, преодолевая все преграды. И я вполне понимаю, почему так много людей хотят попасть к вам на тренинг. Вы сама пример.
— Не так уж и много в свете некоторых событий, — приходится возразить.
— Вы просто не знаете, скольким запретили с вами работать.
А вот в это я верю, хоть и делю все слова Макаровой на два. И всё же они меня цепляют. Если бы Ирина только знала, какая боль не даёт мне сломаться…
Разговор явно окончен, женщина смотрит на часы и говорит, что ей пора, а после она прощается, бросив напоследок, что позвонит. Я же какое-то время ещё сижу в кафе, рассматривая тёмный напиток в чашке. Кофе остывает, в отличие от меня.
Мои же мысли просто разрывают голову, мне кажется, что передо мной отдельные детали пазла, но не основного рисунка, а пока что краёв, я подбираюсь к правде довольно странными способами, но всё же верю, полную картину собрать возможно. А ещё прихожу к выводу: всё, что говорит Ирина вполне логично.
Просто предположить. Допустим, я кому-то очень мешаю, и этот некто вполне
Но сама Ирина желает мне добра, оттого делится лишь небольшими откровениями, пока что до конца не доверяя и мне. Возвращаюсь мыслями к сгоревшему дому. А если… если действительно была какая-то информация, о которой я не знаю? Но могла бы. Например какие-то документы. Мысль проносится так быстро, что я не успеваю её толком ухватить. Какие документы? И причем здесь дом, в которым мы жили с бабушкой? Кто-то мог решить, что я там что-то храню? Так это очень глупо.
Ни к чему не прихожу, хоть всё это и складно звучит, даже может сойти за правду, но чёрт возьми, я знаю, что это не так. И Ирина врёт.
Я действительно принимаюсь вести обычный образ жизни. Удивительно, но несколько дней, я настолько погружаюсь в работу, что пусть и на жалкие мгновения, но забываю о том, что творится. Тренинги отбирают силы, однако возвращают меня к жизни. Несколько встреч с Ириной приятельницами нас не делают, но со стороны наверняка это выглядит именно так.
И хоть я совсем не забываю, но теперь спокойнее дожидаюсь подходящего момента, чтобы из города уехать. Желание наведаться в деревню растёт, и однажды я даже решаюсь выехать на объездную, уверенно направляясь в сторону поселков, но меня останавливают на дороге люди в форме. Досадно сжимаю руль, прекрасно понимая, что товарищи вовсе не для проверки документов меня останавливают. И не ошибаюсь.
После некоторых разбирательств меня отправляют обратно в город, сначала убеждая, что я должна пройти освидетельствование, потом, откровенно говоря, что терпение их заканчивается, и что подкинуть мне что-то — это пара минут. Приходится машину развернуть, вот только теперь мой интерес растёт. И я вспоминаю о визитке от Ирины. Правда пока что решаю ей не пользоваться. Знаю, за мной следят.
Глеб меня не тревожит. Совсем. Впрочем, как и Демид. Лишь пару раз за это время я вижу на дороге знакомый чёрный джип, от чего моментально учащается пульс. Я ничего не могу с этим поделать, боль никуда не уходит, она тянется за мной, иногда одолевает, впиваясь острыми иголками под кожу, а иногда тупой ноющей тяжестью в груди. Каждый раз джип просто проносится мимо, а я потом не сплю всю ночь.
Но однажды мне кажется, что я вижу знакомое авто в своём дворе, из окна парковку почти не видно, лишь можно увидеть её край. И когда выхожу, убеждаюсь, что не ошибаюсь.
Демид стоит у подъезда, засунув руки в карманы брюк. Взгляд серьезный, прибивающий к месту. От позвоночника снизу вверх проносится дрожь, я совсем не ожидаю, что он вот так может ждать меня у подъезда, кажется, совершенно перестаю дышать.
И опережая мои немые вопросы, которые даже не успевают толком прийти в голову, Демид произносит: