Ты теперь моя
Шрифт:
— Бокс стал скучным, — заявляет Виктор Степанович с негодованием. — Перевелись на Руси витязи. Вот ты, Рома, богатырь! Знаешь, да, как часто я костерю тебя за то, что ушел из спорта?
— Предполагаю, каждый раз, сидя в первом ряду перед рингом.
— В точку!
— Садись подальше, Виктор Степаныч, — усмехаюсь. — Либо вообще не смотри. Я вот — не смотрю.
— Угу, — буркнув, убирает руки со стола, давая официанту пространство, чтобы расставить тарелки. — А что мне делать?
— Переключайся на футбол. Сейчас модно.
— Командный
— Конечно, не твое. Ты прёшься, отслеживая ошибки. За одним проще уследить.
— За тобой было сложно, — крякнув, Виктор Степанович вновь усмехается, никак припоминая былые времена. — Именно поэтому, узнав, что несокрушимый боец нашел свою женщину, я аж духом воспрял! Вот она будет наступать и наступать, не заморачиваясь на то, насколько ты готов к защите.
Я хмурюсь.
— Ты не знаешь, что между нами происходит.
— Не знаю. Но мне нравится строить догадки. Девчонка — Хорольская. Это уже много значит.
— Она — Саульская, — поправляю машинально.
Ставницер, сотрясая указательным пальцем воздух, громко гогочет.
— А вот эти слова значат еще больше! Ваш альянс видится мне гораздо интереснее современного бокса, — заявляет он. — Хочу, чтобы ты ее к нам на ужин привел.
Я невольно напрягаюсь. Вместе с Юлей в обществе мы еще не появлялись. Должен признать, я не знаю, как она себя поведет.
Уловив мои колебания, Ставницер снова смеется.
— Приводи, приводи… Мы — свои. Хочу на нее посмотреть.
Остаток ужина проходит в тишине. Доедаем и прощаемся на крыльце. Назар с Семеном уже возле машины пасутся.
— Что с матросом? — тихо спрашиваю на подходе.
— Сидит. Думает.
Назар отталкивается от капота. Подходит, чтобы дверь мне открыть.
— До сих пор не надумал? Может, плохо уговариваете?
— Стараемся, Сауль. Я тебе предлагал вариант…
— Семью мы трогать не будем, — пресекаю дальнейшее обсуждение.
Я хоть и сволочь, но принципы свои тоже имею. Каждый за свои действия отвечает сам. Не кум, не брат, не сват. И уж тем более не дети.
— Да усёк я. Не смотри так. К слову ляпнул, — тушуется Назар. Передергивая плечами, хватает с панели измятую пачку с сигаретами. Одну мне подает, вторую — Семену, третью — себе. Подкуриваем. Некоторое время сидим молча.
— Пусть до завтра пораскинет мозгами. Не поможет, будем выбивать.
— Хозяин — барин, — легко соглашается Назар, выдыхая сигаретный дым.
— Заводи.
— Домой? Или к Елене?
Размышляю недолго.
— Домой, давай. Поздно уже.
Лена, безусловно, в любое время примет. Только сегодня нет охоты. Завтра.
Дорога проходит в расслабляющей тишине. Вроде нормально всё, но на душе как-то неспокойно. Чувствую, что все самые главные проблемы с Юлей у меня впереди.
Входя в дом, я всегда первым делом посещаю ванную. Закатав рукава по локти, тщательно мою руки. Привычка эта никак
Машинально смотрюсь в зеркало. Зрачки расширены. Перебитые шрамами брови сдвинуты. Между ними хмурый залом.
Отрегулировав смеситель на холодную воду, несколько раз ополаскиваю лицо.
В потемках поднимаюсь на второй этаж и направляюсь в комнату девчонки. Тихо вхожу. По пути к кровати скидываю всю одежду. Принцесса продолжает спать, тихо посапывая, даже когда рядом ложусь и ладонью по плечу веду.
Притягиваю к себе. Лишь тогда вскрикивает и ладонями мне в грудь упирается.
— Ша, мурка.
Пахнет она вкусно. Уже знакомо. Медом, но не приторная эта сладость. Вероятно, с ее собственным запахом идеально сочетается. Вот ведь полнейшая глупость: подмывает носом по шее провести, в волосы уткнуться.
— Зачем ты пришел? — слышу в осипшем после сна голосе ярое негодование.
— А ты как думаешь?
— Не знаю.
— Знаешь, — протягиваю, медленно оглаживая бока девчонки. — У тебя там уже порядок? Без тампонов?
Между нами кромешная темнота, но я-то знаю, что она краснеет. Колеблется каких-то пару секунд. Вероятно, прикидывает варианты и последующее развитие событий. Кровью меня не остановишь. Я не брезгливый. Есть в этом даже какая-то особая острота. Кроме того, если мне надо, я варианты всегда найду. Юля это уже знает.
— Я на тебя обижена, — шипит сразу после утвердительного кивка. — Даже разговаривать с тобой не собираюсь.
— Можешь не разговаривать. Трусы снимай.
— Какой же ты самодовольный, грязный… Невыносимый!
Всё это тарахтит, освобождаясь от одежды. Голой затихает и зажимается, словно то, что я собираюсь с ней делать, заставляет ее цепенеть от ужаса. Не стану изворачиваться, меня это с ней почему-то вставляет. Как и то, что, стоит чуть приласкать, Юля отзывается. Возможно, контраст этот башню сносит. Может, что-то еще. В любом случае, не вижу ничего предосудительного в своем стойком желании ее трахать. Она — моя жена. Имею право.
Трясется, когда распинаю ее на кровати, заводя руки за голову. Теплая и разомлевшая — покрывается мурашками.
Склоняясь, беру в рот торчащий сосок. Втягиваю отнюдь не нежно. Хочу, чтобы потекла. Не на сухую же ее тереть.
Юля рвано выдыхает и пытается увернуться.
— Станешь дурью маяться, буду трахать до утра, — предупреждаю я. — Быстрее расслабишься — быстрее закончим.
Жаль, взгляда ее гневного не вижу. Когда вновь накрываю ртом сосок, пищит и тихо стонет, но уже не сопротивляется. Прикусываю твердую вершинку зубами. Бью ее языком. Убедившись, что потекла моя мурка, прихватывая за талию, переворачиваюсь вместе с ней на спину. Не люблю эту позицию, но предполагаю, что ее задница после порки прилично болит. Сама ведь не скажет, терпеть будет. А мне такое не надо.